Иван Засурский: «Островные государства уже поняли, что им конец»

commons.wikimedia.org
commons.wikimedia.org

Цунами, ураганы, наводнения — это только первые предвестники надвигающихся глобальных катастроф. Природа демонстрирует человечеству, что пустить ситуацию на самотек уже не удастся и решать проблему нужно сообща — такие мнения впервые прозвучали на саммите COP26 в ноябре прошлого года. Бизнес уже начал свой «зеленый поворот»: растет производство электротранспорта, увеличиваются инвестиции в альтернативную энергетику и развитие чистых технологий. Набирает популярность ESG-инвестирование — вложение средств в компании, которые соответствуют определенным экологическим, социальным и управленческим критериям эффективности. Так, на этой неделе британская инвестиционная компания Aviva Investors объявила, что не будет поддерживать компании, которые не выполняют своих обязательств по борьбе с изменением климата, сохранению окружающей среды и защите прав человека.

Иван Засурский, член постоянной комиссии по экологическим правам Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека, продюсер доклада «Зеленый поворот», опубликованного на ClimateScience — крупнейшем в мире репозитории открытых научных статей по изменению климата, объясняет, почему перспективы глобальной катастрофы — это не выдумка лоббистов, и рассказывает о грядущих переменах в мировой (в том числе и британской) экономике.

— После климатического саммита в Глазго прошло больше двух месяцев. Каковы его главные итоги, о которых нам стоит помнить в 2022 году?

— Саммит впервые проходил в условиях, когда ученые признали, что вода в результате глобального потепления может подняться на десятки метров. Правда, пока они полагают, что такое может произойти только в XXIII веке. Но на самом деле страны, у которых большая береговая линия и инфраструктура сосредоточена на побережье,— такие мореходные державы, как Великобритания или США,— как мне кажется, осознали, что потоп или подтопление неминуемы в ближайшие годы, и планируют мощные защитные и адаптационные проекты. При таком росте температуры и количестве метана, который выходит из вечной мерзлоты и загрязнений, мы продолжаем следовать прогнозам, сделанным в 1971 году советским климатологом Михаилом Будыко и предполагающим худший сценарий — и это даже без учета выбросов метана и лесных пожаров! Кривая Будыко правдива уже 50 лет, она идет под одним и тем же углом и не останавливается; а если у вас есть такая кривая роста температуры, то это значит, что она с высокой вероятностью будет прервана катастрофическими событиями того или иного масштаба после прохождения критических точек роста температуры. Если не сделать резкий «зеленый поворот», то мы обязательно столкнемся с катастрофическими последствиями, время наступления которых невозможно предсказать. Не говоря уже о том, что все неприятности вроде тайфунов и торнадо будут намного чаще и распространятся за пределы традиционных зон риска.

Стоит ли удивляться тому, что США, с их огромной береговой линией и концентрацией человеческого капитала и производств в прибрежной зоне, воспринимает действия стран, настаивающих на развитии традиционной энергетики, как открытое объявление климатической войны? Когда кто-то пытается уничтожить европейские страны — Данию, Нидерланды, Германию,— трудно ожидать от них сговорчивости. Российские города, расположенные на берегах крупных водоемов, могут исчезнуть — Санкт-Петербург, например, при этом никаких защитных или адаптационных стратегий вроде отвода части стока Невы из Ладоги нет даже в проекте... Это позволило бы перевести город на гидроэнергетику и выиграть время, но за счет снижения прибыли топливно-энергетического комплекса, что в условиях российской политической системы полностью исключает не только какие-либо шаги, но и планы. В этом смысле наша позиция последовательна за рубежом и внутри страны, но такую последовательность трудно считать плюсом.

Если говорить о Британии, то это сложная страна: с одной стороны, здесь есть серьезное углеводородное лобби, с другой — это крупнейший центр научной мысли, демократическое государство, а также морская держава, уязвимая для подъема уровня моря. Великобритания не может и не собирается отстаивать углеводородные ценности (и так речные потопы везде и Темза в любой момент может выйти из берегов). Несмотря на то что исторически Британия произвела много выбросов, а угольные технологии пошли именно отсюда, страна справилась со своими шахтерами еще при Маргарет Тэтчер. Сейчас правительство Джонсона ведет себя иногда лицемерно, а иногда разумно. Но в основном Британия является частью глобального климатического консенсуса и ни при каких обстоятельствах не будет противостоять ему. У нее есть доступ к современным технологиям и нет задачи развивать углеводороды. Есть Австралия, торгующая с Китаем углем, но даже она делает колоссальную ставку на развитие водородных технологий, причем чистых, на солнечной энергии, есть Канада с нефтеносными песками, но и она не может однозначно выступать в поддержку углеводородов; однако им удобно винить во всем Россию, сомнений в этом никаких нет. Россия может найти взаимопонимание с какими-то нефтяными компаниями в Британии, и в то же время они стремительно делают свой «зеленый поворот», инвестируют в новые технологии, находятся под огромным давлением не только политиков или инвесторов, но и общественного мнения, не говоря уже о рисках судебного и уголовного преследования корпораций и их руководителей. Российская судебная система надежно защищает загрязнителей.

— Изменилось ли что-то в положительную сторону в период между Парижским соглашением 2015 года и саммитом 2021 года?

— В положительную сторону — нет, некоторые шаги в России предприняты были, однако, как говорится, слишком мало и слишком поздно. Сказались десятки лет информационной блокады и контроль сырьевого сектора и его представителей в сфере СМИ. Зато всем или практически всем стало понятно, что все невероятно плохо, а будет еще хуже и что события будут развиваться по схеме «мор, засуха, потоп». По сути, не признают это только заинтересованные стороны: девелоперы прибрежных территорий во Флориде, включая Трампа, некоторые страны и компании. Молодые люди в развитых странах всем сердцем приняли климатическую повестку. Сегодня политики выигрывают или проигрывают выборы в зависимости от того, насколько они соответствуют их ожиданиям. Если говорить о настроениях в Глазго, то те вопросы и проекты, которые озвучивались, обсуждались в несколько другом контексте.

Российская позиция при подписании Парижского соглашения считалась достаточно прогрессивной, но не получила своего развития, а после саммита она выглядит как крайне консервативная. Произошло изменение общественного мнения и формирование нового консенсуса. Во-первых, островные государства поняли, что им конец, и начали об этом открыто говорить — их это не спасет, скорее всего, но в медиареальности появились трагические герои и невинные жертвы, осознающие свое положение. Во-вторых, ученые признали, что подъем уровня воды ускоряется и не остановится. Из-за выбросов метана из вечной — уже не вечной — мерзлоты и лесных пожаров включилась цепочка положительной обратной связи, так что теплеть будет и дальше. Вода может подняться и на 20 метров, и на 50 метров — и не за три столетия, а за 5, 10, 15 или 25 лет, потому что южная ледяная шапка не только тает, но и разрушается, а под ней не материк, а архипелаг, насыщенный набирающей температуру водой. Что говорить, по температуре океана и уровню моря 2021 год стал рекордным! В-третьих, впервые пришло осознание, что ничего уже не изменится. Это стало очевидно всем, что хорошо заметно по реакции на комедию «Не смотрите вверх!» («Don't Look Up»), которая стала одним из самых популярных фильмов на «Нетфликсе» за всю историю. Это начнет сказываться на рынках недвижимости, к примеру станет сложнее страховать собственность на побережье, а значит, и покупать ее в кредит. Сейчас начнут работать экономические системы обратной связи, а потом усилится и климатическая миграция.

— Реально ли вообще удержать глобальное потепление на уровне 1,5 градуса? Если да, то при каких условиях?

— Я на минуту в это даже поверил. Но, к примеру, в таких городах, как Санкт-Петербург, за последние 30 лет температура в среднем уже повысилась на 1,5 градуса из-за эффекта полярного усиления. Конечно, никаких шансов удержать температуру в пределах 1,5 градуса нет. Даже эти 1,5 градуса — это 3 градуса в Петербурге, 5–7 градусов (возможно, 9) в Норильске и т. д. — невероятный стресс для инфраструктуры и газопроводов, они не рассчитаны на превращение мерзлоты в карст. Когда люди говорят, что можно и нужно удержать температуру в пределах 1,5–2 градусов, они имеют в виду, что необходимо действовать немедленно и жестко. Не то чтобы кто-то надеялся на то, что нам это удастся, однако по мере появления ясности уже заключенные международные соглашения получают новое, символическое значение. Ученые и политики исходят из того, что если не удержать повышение температуры на уровне 1,5 градуса, то риск катастрофических событий становится довлеющим и, в принципе, не факт, что получится сохранить в организованном виде экономику, общество, государства. Поэтому инвестировать в климатическую повестку нужно больше, как можно скорее.

Дебаты о том, кто виноват в климатических изменениях, уже неважны. Когда Амазонка не поглощает, а выделяет карбон, когда метан выходит из ледяных кратеров на Ямале, которых только за последнее время насчитали уже семь тысяч... Если не удастся придумать прорывных технологий по улавливанию газа, возможно, природная экосистема с нами разберется и мы уже ничего не сможем сделать. А с учетом того, что Россия на 65% состоит из вечной мерзлоты, в которой углерода больше, чем во всей экосистеме Земли, наши попытки стоять на своем приведут к краху или смене режима в ближайшее время. Мы сейчас ускоряем этот процесс. Кстати, очень важно, что в Глазго озвучивалась метановая инициатива и Россия к ней не присоединилась. Это решение продиктовано заботой о «Газпроме», но в 2023 году начнет работать спутник по обнаружению утечек, и за каждую из них, вероятно, нам придется очень дорого заплатить.

Если человечество не будет пытаться остановить глобальное потепление, то неизвестно, получится ли вообще сохранить хоть какое-то население на планете Земля. Потому что планета, как известно, не очень стабильна: последние 12 тыс. лет мы жили с постоянно растущим уровнем воды. Даже в Священном Писании — с поправкой на редактуру и трактовку, и тем не менее — описываются похожий на генетическую лабораторию генезис человека и Всемирный потоп.

Сегодня люди во всем мире готовятся дать последний бой, и хорошо, если у нас будет надежда на спасение. Потому что если мы потеряем надежду, страшно себе представить, как изменится наше отношение друг к другу. Тогда вновь в моду войдут эгоистичные стратегии, когда отдельные государства усиливают свои границы и отбиваются от климатических беженцев.

— Есть ли научная определенность в вопросе о климате? Почему многие видные фигуры продолжают утверждать, что потепление укладывается в цикл и ничем опасным не грозит?

— Есть консенсус. Только в условиях мировой блокады, которая строится изнутри, в ситуации, когда вы контролируете внутреннюю повестку и когда позиция вашего государства состоит в том, чтобы максимально усложнить это понимание, люди вообще могут придерживаться других точек зрения. Есть же теория, что Земля плоская, и, наверное, кто-то в эту теорию тоже верит, даже на ракету деньги собирают, чтобы доказать свою правоту. В США было движение «Христианская наука», последователи которого считали, что лечиться не надо, организм сам справится, просто нужно верить в Бога. Архив интернета в Сан-Франциско купил здание церкви этого движения — а знаете почему? Потому что почти все ее последователи рано умерли.

Конечно, есть люди, считающие, что с климатом все в порядке, но их мало. Больше тех, кто верит, что это естественные циклы и мы над ними не властны,— так считает, например, мой отец. Выученная беспомощность. Но если люди сталкиваются с глобальным потеплением, видя на примере каких-то катастроф его последствия, когда ледники тают с сумасшедшей скоростью, знают, что Антарктида не материк, а архипелаг и он не обязательно должен весь растаять, чтобы уровень воды поднялся, как сейчас во всех моделях написано, а что он может просто разрушиться в любой момент... Тогда они будут бороться за климатическую повестку хотя бы ради своей психики, ради возможности внести хотя бы какой-то вклад в лучшее или хоть какое-то будущее своих детей. Однако есть люди, которые на этом фоне ведут себя крайне эгоистично, например получая субсидии на заведомо убыточные или нереалистичные проекты.

— Каким образом «зеленый поворот» отразится на бизнесе? Уже сейчас представители различных направлений говорят о дополнительных расходах в связи с введением некоторых норм по использованию топлива и т. д. К примеру, «Гринпис» через суд принуждает компанию Volkswagen отказаться от производства автомобилей с двигателями внутреннего сгорания.

— В некоторых странах уже принято решение прекратить производство двигателей внутреннего сгорания — где-то с 2030, где-то с 2035 года. Сейчас, если бизнес инвестирует средства в развитие углеводородов, вкладывается в угольный кластер и т. д., он точно потеряет свои деньги. Но если вкладывается государство, получается очень выгодно, потому что за эти деньги, скорее всего, не придется серьезно отчитываться, ведь все инвестиции будут нивелированы катастрофами или неблагоприятной обстановкой на внешних рынках, а значит, их не обязательно тратить... Это как большие стройки, затеянные в конце СССР. Бизнесу же, наоборот, выгодно инвестировать в зеленые технологии даже в тех случаях, когда государства снижают субсидирование, потому что рынки растут как на дрожжах.

— Какова позиция Британии, которая планирует перейти до 2030 года на экотранспорт? Сможет ли ее утомленная ковидом и «Брекситом» экономика потянуть эти изменения?

— Безусловно, британцы еще и заработают на этом как сумасшедшие, потому что во многих других странах этих технологий не будет, а они смогут их, к примеру, экспортировать. Как делает Япония. И Китай так же поступает, развивая производство электротранспорта и захватывая лидерство по солнечным панелям, потому что они понимают, что это новые рынки. Это для них способ поквитаться с японцами, которые на предыдущем технологическом витке всех обошли.

— Насколько, на ваш взгляд, само общество, люди готовы к таким зеленым трансформациям, ведь стоимость многих товаров вырастет в разы?

— В том-то и дело, что не во всех случаях и не обязательно. К примеру, электрические машины еще в 1970-е были дешевыми. «Тесла» дорогая, если мы говорим о модели S, но есть и недорогие модели, а электрический пикап от «Форда» дешевле бензинового для потребителей за счет субсидий. Если смотреть на жизненный цикл продукта, то он длиннее, но дешевле за счет возможности использовать ночную зарядку дешевым электричеством. Гибриды и электрокары обесцениваются медленнее, они более востребованны, их легче продать. Конечно, выгоднее сейчас купить машину с бензиновым или дизельным двигателем, особенно подержанную, но если вы посчитаете свои расходы на топливо, то и гибрид, и электрический автомобиль будут гораздо экономичнее. В Британии растут продажи и электротранспорта, и гибридов. В Норвегии, добывающей нефть, электрические автомобили уже составляют половину автотранспорта.

Сегодня очень сильно, радикально меняется структура экономики. Появляются зеленые компании, которые выигрывают от внедрения новых технологий, и традиционные производители, которые проигрывают. Это отражается в том числе и на капитализации компаний. И я не думаю, что будет возможность сохранить привлекательность нефтегазовых активов, особенно в странах, где высока стоимость их добычи. Сегодня их роль — быть дойными коровами для акционеров, и, думаю, в ближайшее время пойдет волна сокращения субсидий на ископаемое топливо — везде, кроме России. А если возвращаться к саммиту в Глазго, то стало понятным, что точка невозврата пройдена и что климатическая повестка — это битва за выживание человечества, игра на время. Сокращение выбросов важно, но еще важнее становится поглощение метана, к примеру развитие и масштабирование лесных посадок на земле и под водой. Одного решения нет, но, если делать все сразу, возможно, вместо полного исчезновения нашего вида нам удастся сократить потери до 30% населения Земли. Это было бы не так уж плохо, если смотреть на ситуацию трезвым взглядом. Быть спойлером в такой ситуации безумие.

— Как обыкновенный человек может повлиять на изменение климата — и может ли вообще?

— На Западе для обыкновенного человека это все уже выглядит очевидно: снижение потребления электроэнергии, переход автомобильного транспорта на гибриды и электричество, возобновляемая энергетика, отказ от говядины и т. д. С одной стороны, европейцы экономят, потому что стоимость топлива, газа и электроэнергии высокая. С другой — сокращают объемы вредных выбросов в атмосферу. Понятно, что за водородную энергию тоже нужно платить, но она экологичная (без выбросов, если не делать водород из газа). А есть возобновляемые источники энергии — солнечная и ветряная,— за которые вообще платить не надо. Соответственно, это стимулирует инвестиции в технологии, которые окупают их развитие и внедрение.

Вам может быть интересно

Все актуальные новости недели одним письмом

Подписывайтесь на нашу рассылку