Черчилль прославился не только как центральная фигура одного из самых драматичных периодов в истории человечества, но и как автор остроумных комментариев, этот период сопровождавших.
В ряду сборников креативных и парадоксальных высказываний цитатник Черчилля и сегодня один из наиболее популярных. Вообще говоря, такая неформальная реакция на те или иные проявления свойственна многим тяжеловесам разного рода. Однако высказывания Черчилля, расходившиеся по всему миру и ставшие частью его наследия (куда попали кроме прочего литературные труды, отмеченные Нобелевской премией в обход Эрнеста Хемингуэя),— реакция на самые грозные события ХХ столетия, импульс которым сообщал сам Уинстон Черчилль.
Друзья по расчету
Впервые Черчилль встречался со Сталиным в августе 1942 года и для начала тогда нарисовал советскому лидеру на листке бумаги крокодила. Обсуждался вопрос второго фронта; Черчилль говорил, что ситуацию здесь можно сравнить с крокодилом, нападающим на слона: сначала крокодил укусит «мягкий живот врага» (Средиземноморье), а затем «вцепится в хобот» (во Францию).
Также Черчилль обещал, что полуторамиллионная англо-американская армия вторгнется во Францию в 1943 году. Впоследствии Черчилль упомянул этот эпизод в своих мемуарах, а потом удалил, потому что в 1943-м никто во Франции не высадился. Еще был удален фрагмент, где
Черчилль в Кремле сообщает Сталину, что британская авиация «сотрет с лица земли 20 немецких городов», то есть получается, что Великобритания рассматривает крупные населенные пункты в Германии как военные цели.
В своих мемуарах Черчилль живописует роскошные условия на так называемой ближней даче Сталина, предоставленной в распоряжение высокого гостя. Однако в финальной версии отсутствует эпизод с предполагаемой прослушкой. Черчилль диктовал в своем кабинете на этой даче секретные телеграммы, и помощники доложили: помещение вроде бы слушают. Британский премьер тогда сказал, что этому не верит, но на всякий случай в полный голос выдал несколько неприятных замечаний относительно СССР и так же громко потребовал, чтобы гипотетические тайные операторы перевели его слова на русский и передали Сталину.
Черчилль прилетел в советскую столицу 12 августа 1942 года поздно вечером, и ему сообщили, что встречу со Сталиным можно перенести на следующий день. «Не желаю ждать»,— ответил премьер.
Аудиенция длилась четыре часа, и говорил почти все время британский премьер — объяснял, почему западные союзники СССР не готовы войти во Францию в 1942 году и предпочитают как следует развернуться в Северной Африке. Черчилль решил, что Сталин его понял.
Однако 13 августа, на втором свидании, советский лидер обрушил на Черчилля град обвинений, заявив, что британцы просто боятся немцев и нарушили все свои обязательства. Черчилль вернулся на дачу потрясенный и даже хотел немедленно покинуть Москву. Но потом решил, что Сталин попал под влияние членов Совнаркома, которые, по его мнению, очень влиятельны и не очень искушены в оценке ситуаций на мировой арене,— такой вывод премьер и решил сообщить своему кабинету.
Зато третья встреча (поздно вечером 15 августа) прошла в теплой, дружественной атмосфере, сидели час, после чего Сталин предложил премьеру выпить. На что Черчилль ответил так: «Я принципиальный сторонник такой политики».
Сталин провел гостя по коридорам в свое помещение — скромное по размерам, всего четыре комнаты. Импровизированный банкет продолжался шесть часов, Сталин подливал Черчиллю вино и крепкие напитки, беседуя с премьером через его переводчика о войне, истории, и даже затронул тему кулаков и коллективизации. Черчилль наутро сразу отправился на дачу, переоделся и сел в самолет с дикой, как он вспоминал, головной болью.
В том же 1942 году Черчилль сказал: «Мы недооцениваем русских. Они берегут свои секреты одинаково и от друзей, и от врагов».
Подобные смутные сомнения терзали премьера и в 1943 году на встрече в Тегеране. Черчилль считал, что Сталин и Рузвельт объединились против него. На завершающем банкете 26 ноября Сталин, будучи в приподнятом настроении, в шутку предложил для ликвидации военного потенциала Германии расстрелять 55 тыс. офицеров и инженеров. Рузвельт в тон ему возразил, что тут нужен компромисс и достаточно будет 49 тыс. Черчилль промолчал.
Зато он не смолчал на банкете в Ялте во время конференции в феврале 1945 года. Франклин Рузвельт произнес тогда тост: «Народ Великобритании в ходе войны проявил чудеса храбрости и стойкости. Поэтому предлагаю поднять бокалы за лидера этой страны, благодаря которому эти чудеса стали возможными,— за короля Георга VI». В этот момент в застольную процедуру вклинился Сталин: «Мы, коммунисты, признаем роль лидеров, но не считаем их главными. Главным в любом случае является народ. Поэтому предлагаю поднять бокалы за героический народ Великобритании».
Черчилль, оскорбленный тем, что тост за его короля переиначили, тут же взял слово: «Я не являюсь коммунистом и даже, как вы знаете, наоборот, всегда боролся с коммунистами. И полагаю, что при всей важности подвига народа не следует умалять роль лидера в истории.
Поэтому, будучи восхищенным беспримерным мужеством советского народа в войне, предлагаю поднять бокалы за лидера СССР, главу Верховного совета, президента Михаила Ивановича Калинина». Сталин выглядел потрясенным.
Заметим, что в 1919 году Черчилль высказался о революционной России так: «Мы имеем государство, подданные которого искренне рады тому, что им запрещается покидать страну под страхом жесточайших наказаний. Страну, дипломаты которой направляются в зарубежные миссии, оставляя жен и детей дома, что гарантирует возвращение этих дипломатов на родину. В России человек считается реакционером, если возражает против того, чтобы его имущество было украдено, а жена и дети — убиты».
Как-то Черчилль заметил британскому журналисту и видному политику Леопольду Эмери:
«Бог должен существовать, потому что существуют Ленин и Троцкий, для которых необходим ад».
Тем не менее, получив информацию о нападении Германии на СССР, Черчилль сказал: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я по меньшей мере дал бы в палате общин положительную характеристику дьяволу». Черчилль, ярый противник СССР, таким образом дал понять, что в сложившейся ситуации готов его поддерживать.
Вопрос о войне
Множество забавных историй с участием Черчилля относится к периоду Второй мировой войны. Например такая. Британский премьер тогда прославился речами по радио, вдохновлявшими нацию на подвиги. Эти трансляции пользовались у слушателей грандиозной популярностью. Черчилль говорил в прямом эфире, поэтому важно было не опоздать, чтобы выступление началось в оговоренный и известный всем прильнувшим к радиоприемникам час — в восемь вечера.
Однажды Черчилль, как раз опаздывая на ВВС, решил ехать туда на такси. Выйдя из премьерской резиденции на Downing Street, 10, он попросил помощника поймать машину (сам премьер стоял в сторонке). Помощник остановил такси и показал водителю записку с адресом. «Извини, командир (gov, сокр. от governor.— С. М.),— сказал тот.— Не могу ехать — спешу домой, сейчас по радио будет военная речь мистера Черчилля». Польщенный премьер протянул помощнику банкноту £5 (весьма крупная сумма по тем временам) и попросил объяснить водителю, что ехать необходимо, и побыстрее. «Да за такие деньги я отвезу куда угодно. Пошел он, этот мистер Черчилль, со своими речами! Садись, командир. Какой там адрес?» — проявил сознательность таксист.
Будучи премьером во время войны, Черчилль постоянно штудировал периодику на предмет статей, которые могли быть полезными для его министров и других чиновников. Однажды он заинтересовался обзором вашингтонской прессы и спросил у своего секретаря: «Кто автор этих блестящих репортажей об американской политике?» Секретарь навел справки и доложил: «Автор — Исайя Берлин (американский писатель, философ и журналист.— С. М.)».
Спустя некоторое время, в 1944 году, Черчилль давал прием в своей резиденции. Перед приемом жена премьера Клементина в замешательстве сообщила секретарю, что ее супруг настоял на приглашении Ирвинга Берлина, популярного композитора и автора мюзиклов, который приехал из Америки в Лондон на гастроли — афиши были по всему городу.
Удивленный Берлин прибыл на прием, тихо досидел почти до самого конца, и тут к нему внезапно обратился премьер-министр:
«Ну что вы скажете о моем дорогом друге Франклине Рузвельте? Будет ли он переизбран на четвертый срок?»
Ирвинг Берлин был потрясен и польщен. Позже он вспоминал: «Кто бы мог подумать, что премьер Уинстон Черчилль будет спрашивать меня, простого музыканта, о вещах, в которых я так мало смыслю?»
Тем не менее Берлин пустился в пространные рассуждения о президентских перспективах Рузвельта. Секретарь Черчилля, понимая, что дело пахнет скандалом, начал толкать премьера под столом ногой. «Что вы меня толкаете?» — громко осведомился премьер. Один из гостей, слушая невнятные оправдания секретаря, догадался: здесь что-то не то. И ловко увел общий разговор от темы «Президент США в условиях мировой войны».
Во время Второй мировой войны Черчилль частенько посещал США, и Рузвельт выделил ему в Белом доме отдельные апартаменты. Сын Рузвельта вспоминал, что однажды его отец въехал в комнату Черчилля на своей инвалидной коляске и застал британского премьера голым — тот как раз выходил из ванной. Рузвельт стал спешно разворачивать коляску, но Черчилль его остановил: «Премьер-министру Великобритании нечего скрывать от президента Соединенных Штатов».
Уроки французского
Черчилль — участник множества занимательных эпизодов, связанных с языком континентальной соседки Британии. Во время Второй мировой войны движение «Свободная Франция», возглавляемое Шарлем де Голлем, базировалось в Лондоне. Для Великобритании это был довольно проблемный союзник, так что Черчилль не всегда ладил с генералом. Как-то один дипломат попросил премьера быть с де Голлем полюбезнее. Черчилль ответил: «Я поцелую его в обе щеки, а если хотите — во все четыре». А однажды в минуту раздражения заметил:
«Есть только одна вещь, которая хуже, чем сражаться, имея союзников,— это сражаться, не имея союзников».
Секретарь Черчилля вспоминал, как в 1941 году Черчилль вызвал де Голля к себе на Downing Street, 10, предупредив при этом своего помощника, что руку де Голлю не пожмет. И что не будет общаться с ним на французском, а только через переводчика. И переводчиком должен быть сам секретарь.
Де Голль прибыл в назначенный час, и его провели в кабинет Черчилля. Тот, согласно своему обещанию, руки гостю не подал — просто предложил жестом кресло: «Генерал де Голль, я просил вас приехать сегодня днем…» Секретарь начал переводить: «Мон женераль…» «Я не говорил “мон женераль”«, раздраженно оборвал его премьер.
Помощник с трудом перевел несколько фраз — Черчилль то и дело его поправлял. Потом стал говорить де Голль, секретарь вновь принялся переводить. Но теперь его одергивал гость, повторяя: «Я этого не говорил». Наконец Черчилль заявил, что, раз секретарь не справляется, следует поискать кого-то другого. Пристыженный (но преисполненный еще и чувства облегчения) помощник оперативно нашел сотрудника Министерства иностранных дел с безупречным французским. Пока проблема решалась, хозяин и гость сидели друг против друга в совершенном молчании.
Через несколько минут перевода вызванный из Foreign Office спец вышел в приемную с покрасневшим лицом и предположил, что Черчилль с де Голлем сошли с ума. Как выяснилось, те дружно обвинили его в незнании французского и выразили желание говорить без переводчика.
Прошел час, из-за закрытых дверей не доносилось ни звука, и помощник Черчилля начал всерьез беспокоиться, не придушили ли собеседники друг друга. Потом раздался звонок, помощник шагнул в кабинет и облегченно вздохнул — на этот раз все обошлось: стороны, покуривая сигары, мирно обменивались мнениями. На французском.
Однажды, сразу после Первой мировой войны, Черчилль прибыл во Францию; в программу визита входило выступление с речью на французском языке. Но аудитория понимала докладчика с трудом, так что пришлось звать переводчика. Тот потрудился на славу — обильно сдобрил выступление цветистыми оборотами. Зал разразился аплодисментами. Черчилль смутился: кому рукоплещут эти люди — автору речи или автору перевода? Однако британский гость быстро пришел в себя и обратился к переводчику на французском: «Месье, это было великолепно. Пока не услышал вашу версию, я не понимал, настолько эпохально то, что я написал. Разрешите вас обнять и расцеловать». Аплодисменты перешли в овацию.
Подобную находчивость и недюжинное остроумие Черчилль проявлял по ходу всей своей богатой политической карьеры, будучи в центре важнейших событий ХХ века.
В 1940-е в связи с дискуссией о предоставлении независимости Индии и ее предполагаемой конфигурации Черчилль заметил:
«Индия является географическим термином. Она едина не более, чем экватор, и говорить о предоставлении ей независимости — все равно что говорить о предоставлении независимости экватору».
В 1943 году Черчилль послал министра иностранных дел Энтони Идена убеждать Турцию вступить в войну на стороне коалиции. Вскоре от министра пришла телеграмма: «Прогресс очень медленный. Что еще я могу сказать туркам?» Черчилль ответил: «Скажите им, что близится Рождество».
И что можно противопоставить этому аргументу?
Сергей Минаев
"Коммерсантъ" от 05.01.2018, 10:19