Введенный властями Греции контроль над движением капитала является не только проявлением греческого долгового кризиса и проблем в зоне евро, но и отражает современную общемировую моду.
Ситуация для греков стала напоминать ту, в которой оказались граждане индустриальных стран после Второй мировой войны,— несколько десятилетий они могли путешествовать за границей, взяв с собой только строго ограниченную сумму. В 1960-х годах для подданных Великобритании она равнялась £50.
Послевоенный расцвет контроля над движением капитала был связан с уверенностью в том, что мировая торговля должна, как и много веков до этого, продолжаться исключительно за золото. Страна, импортирующая товары, неохотно расстается с золотом, а страна, экспортирующая их, с удовольствием золото приобретает. (Правда, непосредственно перед войной мировая торговля фактически прекратилась: любой товар стал считаться стратегическим, и никто не хотел усиливать потенциальных противников за счет экспорта.)
О роли золота в послевоенной торговле много размышлял знаменитый британский экономист Джон Кейнс, еще в 1941 году написавший основополагающую работу "Предложения о Международном валютном союзе". Кейнс подчеркивал: "Многие страны, в том числе и наша, после войны будут сталкиваться с трудностями в оплате импорта... Попытки сбалансировать внешнюю торговлю путем искусственного увеличения экспорта и запрета любого импорта, не являющегося жизненно необходимым, они лишь усугубят финансовые проблемы всех остальных... Есть способы повлиять на такое положение дел... Например, США могли бы временно раздать часть своих золотых запасов другим странам... Но если бы проблемы взаимной торговли стали решаться путем международного перераспределения американского золота, то как раз наша страна вряд ли могла бы претендовать на свою порцию этого золота. Во-первых, потому, что мы уже и так много получили в последнее время от США по ленд-лизу, а во-вторых, потому, что члены Британского Содружества — крупнейшие в мире производители золота, и многие считают, справедливо или нет, что Великобритания может в любой момент объявить все добываемое золото своим".
Кейнс разъяснил и различные методы решения проблемы нехватки золота: "В последнее время высказывались мнения, что мы должны после войны в основном полагаться на ограничение или запрет импорта как главный метод сохранения равновесия во внешней торговле. Когда Банк Англии чувствует, что наши запасы золота и американских долларов падают до опасно низкого уровня, он, вместо того чтобы повысить процентную ставку, привлекая иностранный капитал, или ограничить внутренний кредит с целью вызвать дефляцию доходов, или провести девальвацию курса национальной валюты для стимулирования экспорта, просто обращается в министерство внешней торговли с просьбой сократить импорт еще на 28 млн фунтов, или еще на 50 млн фунтов, или еще на 100 млн фунтов. Это, по-видимому, наихудший метод из всех возможных: он не оказывает прямого воздействия на причины, которые породили опасную ситуацию, а значит, не позволяет надеяться на снятие введенных ограничений импорта впоследствии".
В итоге после войны была создана система, при которой вся внешняя торговля в мире велась за доллары, то есть за золото. Ведь в долларе было зафиксировано определенное количество золота, на которое он обменивался по первому требованию, а курсы всех валют в мире были зафиксированы по отношению к доллару. Курс советского рубля тоже был зафиксирован по отношению к доллару (а кроме того, было объявлено, что он имеет определенное золотое содержание). Однако долларовое и золотое содержание советской валюты было определено не каким-то международным соглашением, а волюнтаристским решением партии и правительства, остававшимся непонятным для обычных граждан. Да и сами советские власти, по-видимому, считали, что советский экспорт нужен не для того, чтобы получить иностранное золото (в СССР и колымского золота было предостаточно), а затем, чтобы получить западные товары, аналогов которых на советском рынке не было.
Когда у какой-либо страны возникали экономические проблемы, тут же начинались разговоры о девальвации национальной валюты по отношению к доллару. Во-первых, так можно было сохранить собственное золото от утекания за границу из-за импорта. (Предполагалось, что иностранцы не будут продавать товары в страну, которая после девальвации дает за них меньше золота.) А во-вторых, побудить экспортеров зарабатывать больше иностранного золота, продавая товары не собственным согражданам, а иностранцам, поскольку из-за девальвации иностранные валюты относительно подорожали.
Такое, например, случилось в 1956 году. Курс британского фунта с 1949 года был зафиксирован на уровне $2,8 за фунт. После того как в июле 1956 года Египет национализировал Всеобщую компанию Суэцкого канала, Израиль, Франция и Великобритания решили провести военную операцию, чтобы вернуть компанию владельцам. В октябре начались боевые действия. Канал, важнейший путь транспортировки ближневосточной нефти, был закрыт. В декабре Великобритания, а затем Франция и Израиль, подчиняясь резолюции ООН о прекращении огня, вывели свои войска из зоны боевых действий. Все это время британские власти рассматривали возможность девальвировать фунт: для поддержания курса необходимы были резервы долларов и золота в размере $2 млрд, а на боевые действия уходило много денег. (К тому же британцы ждали подорожания импортной нефти из-за закрытия канала.) К девальвации подталкивали и валютные спекулянты, которые развернули собственную войну против фунта, скупая в месяц до $300 млн из британских резервов как раз в расчете нажиться на его грядущем удешевлении по отношению к доллару. Девальвации удалось избежать только потому, что МВФ дал Великобритании кредит $1,3 млрд, а война закончилась.
В 1967 году девальвация фунта все-таки состоялась — в связи с арабо-израильской войной и повторным закрытием Суэцкого канала. Спекулянты вновь решили, что из-за закрытия канала нефть подорожает и это заставит Британию тратить больше долларов на ее покупку. А шейхи из арабских нефтедобывающих стран стали переводить накопленные ими в Британии средства из фунтов в доллары как более надежную валюту. Эти доллары перемещались из британских банков в швейцарские и американские. Для поддержания курса фунта Банк Англии тратил до $500 млн в день.
В итоге 19 ноября 1967 года премьер Гарольд Вильсон объявил о девальвации, сославшись на издержки боевых действий на Ближнем Востоке, закрытие Суэцкого канала и невозможность получить значительные долгосрочные кредиты за рубежом. Курс фунта снизился с $2,8 до $2,4. Премьер объяснил британцам, что удешевление фунта на 14% не делает их на 14% беднее: Британия получит возможность продавать больше товаров за границу.
Все эти разговоры об опасности оттока золота делали контроль над движением капитала совершенно естественным.
Однако в середине 1970-х годов система, построенная на торговле исключительно за золото, рухнула — стало ясно, что деньги власти просто печатают по своему усмотрению. И контроль над движением капитала начал считаться анахронизмом, мешающим глобализации. Особенно на либерализации в этой сфере настаивал МВФ. А после глобального финансового кризиса 2008-2009 годов контроль снова вошел в моду. Американский исследователь Грег Ип пишет: "Хотя мировая экономика пока не дошла до крайних проявлений протекционизма 1930-х годов, она стала гораздо менее открытой. После двух десятилетий, в течение которых люди, капитал и товары передвигались через границы более свободно, снова возникли стены, хотя в некоторых есть ворота. Правительства во все большей мере выбирают, с какими странами торговать, какого сорта иностранный капитал им нужен и какую степень свободы они могут позволить своим предпринимателям для ведения дел за границей. Практически все страны пока признают принципы международной торговли и инвестиций. Они хотят воспользоваться выгодами глобализации, но всеми возможными способами оградить себя от ее отрицательных последствий, будь то нестабильность в притоке и оттоке капитала или быстрый рост импорта. В глобализации явно наступила пауза. Простейший показатель интенсивности международной торговли — доля экспорта в глобальном ВВП постоянно возрастала с 1986 по 2008 год, но с тех пор не росла. Глобальные потоки капитала, которые в 2011 году достигли $11 трлн, в 2012 году составляли едва треть от этой суммы. Прямые иностранные инвестиции также находятся значительно ниже того рекордного уровня, которого они достигли в 2007 году. Особенно заметно изменение дел с глобализацией в области международного движения капиталов. Если в 2007 году его глобальные потоки составляли $7 трлн, то сейчас осталась только треть от этой суммы. Особенно это касается международного перетекания капитала между банками. По расчетам McKinsey Global Institute, с 1990 по 2007 год он вырос в семь раз, достигнув $5 трлн в год, а сейчас составляет лишь $1,5 трлн. В основном это объясняется, конечно, недоверием банков друг к другу, но не в последнюю очередь также введением властями индустриальных стран различных ограничений на банковские операции".
Что касается развивающихся стран, то они вроде бы уже отказались от контроля над притоком и оттоком капитала, но теперь снова с готовностью его применяют. Как сказал заместитель председателя бразильского ЦБ Луис Перейра, когда Бразилия ввела налог на ввоз иностранного капитала в 2009 году, "никто не собирается ставить препятствие людям, которые вкладывают деньги в наши дороги и порты; но если вы здесь просто потому, что управляете агрессивным хедж-фондом и по нашим гособлигациям можете получить 10% годовых, а по американским — 0%, то это совсем другое дело".
В 2010 году примеру Бразилии последовали Индонезия и Тайвань, ограничив выпуск местными компаниями краткосрочных облигаций. В свою очередь Южная Корея и Таиланд ввели в 2011 году налог на процентные платежи, полученные по государственным облигациям иностранными инвесторами.
Иными словами, в мире возобладала мода бороться как с притоком капитала, так и его последующим оттоком. "И власти, и игроки на мировом финансовом рынке сейчас делают все, чтобы глобализация остановилась. Просто потому, что именно она довела мир до первой волны глобального финансового кризиса, и теперь они боятся второй. Да и история показывает, что остановить глобализацию — вполне посильная задача",— утверждает тот же Грег Ип.
