О влиянии «Брексита» на британский рынок, инвестиционных перспективах полетов в космос и трендах на рынке финтехстартапов «Коммерсанту UK» рассказал венчурный инвестор и управляющий партнер инвестиционной компании Mindrock Capital Григорий Трубкин.
— Для поддержки собственных экономик правительства многих стран включили печатные станки, понимая, что этот шаг повлияет на покупательную способность денег и инфляция неизбежна. Но произошел обратный эффект — например, капитализация американских компаний выросла. Почему?
— Рынки не любят неопределенности. А история с ковидом привела к цейтноту, когда впервые прекратили работать не отдельные сектора, а экономика в целом. Естественная реакция рынка на неопределенность — это всегда распродажа, в первую очередь рисковых активов. Причем обрушились все индексы. И лучшее, что смогли придумать государства,— включить печатные станки, увеличив тем самым количество денежной массы в обороте, и начать выкуп рухнувших активов.
Инфляция складывается из двух параметров: объема денежной массы и скорости ее обращения. Поэтому пока все экономики были закрыты и отрасли находились в спящем режиме (исключением стал IT-сектор, который активно развивался), скорость обращения денег, даже при большом их количестве, была достаточно низкой. Инфляция уже начала разгоняться, люди стали тратить деньги, и наиболее показателен этот процесс в США, но скоро он запустится везде, это неизбежно. Сейчас пожар на рынках потушили, все начали покупать акции и выходить из низкорискованных инструментов, что вполне понятно.
И если раньше было правило, что объем инвестиций в инструменты с фиксированным доходом равняется возрасту инвестора (к примеру, мне 32 года, а значит, 32% своего капитала я должен размещать в бондах), а остальной частью капитала можно рисковать, пытаясь больше заработать, то сейчас ситуация кардинально изменилась. Ключевые ставки у всех центробанков на нулевых уровнях, соответственно, стоимость консервативных инструментов с фиксированной доходностью находится на максимуме, но по мере роста ключевой ставки их стоимость начнет снижаться. И получается, что, инвестируя в облигации, которые раньше считались надежным хранилищем, во-первых, нужно перекрыть растущую инфляцию, чтобы хотя бы сохранить свои деньги, а во-вторых, нужно же еще и заработать. Поэтому в моем портфеле облигаций нет, и я полагаю, что многие инвесторы следуют такому же принципу.
— Куда инвестировать, чтобы защититься от инфляции?
— На мой взгляд, актуально вкладывать в акции сетевых ретейлеров, к примеру таких, как Walgreens, Walmart, потому что покупать продукты и товары первой необходимости будут вне зависимости от роста инфляции. Сетевые магазины увидят увеличение размера среднего чека — соответственно, вырастет выручка и, как следствие, их прибыль. Инвестируя в подобные компании вместо бондов, можно немного подстраховаться от инфляции. Причем никуда не вкладывать сегодня — это риск, ведь при инфляции 5% в год такое пассивное поведение приведет к сокращению накопленных средств, которое будет равно уровню инфляции. И я не исключаю вероятности, что она может существенно превысить 5%, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Для получения дополнительной доходности нужно рисковать, инвестируя в инновации, стартапы, создающие новые рынки, и компании, темп роста которых значительно опережает инфляцию.
— Почему после возвращения Ричарда Брэнсона с орбиты акции Virgin Galactic упали и насколько вообще перспективно вкладывать в космос?
— Во-первых, рынок всегда живет ожиданиями, и пока Брэнсон готовился к полету, инвесторы делали ставки, сработает эта технология или нет. Когда все получилось, их фокус восприятия сместился с позитивного — радости и эйфории — на то, как сделать проект коммерчески успешным. Несмотря на то что предзаказ на полет стоимостью 250 тыс. долларов сделали достаточно много туристов, часть из них внесла только депозит в размере 1 тыс., и неизвестно, заплатят ли они оставшуюся сумму. Во-вторых, сразу после полета Брэнсон объявил о допэмиссии на полмиллиарда, что размыло общий капитал инвесторов, которые уже вложили средства. В совокупности эти два фактора и привели к падению акций.
А успешный полет Джеффа Безоса показал, что есть еще одна работающая бизнес-модель с такими же характеристиками. При этом Безос поднялся выше, что на интуитивном уровне восприятия показывает инвесторам: выше — значит лучше. Этот факт привел к дополнительному снижению цены на акции Virgin Galactic. Оба эти проекта лидерами в отрасли не являются, но предлагают наиболее близкий подход к массмаркету в плане развития космического туризма.
Что касается космической индустрии, то лидирующую позицию в ней занимает компания Илона Маска SpaceX, которая показала, что ракеты могут летать достаточно дешево, доставляя и грузы, и людей на более высокие орбиты. Для развития космического бизнеса сейчас главная задача — решить вопрос со стоимостью доставки грузов. По мере роста грузоподъемности ракет снизится цена и начнут появляться не только бизнесы «Земля — космос» (доставка), но и проекты «космос — космос», которые будут нацелены на поддержание и сопровождение бизнес-процессов непосредственно в космосе. Уже есть проекты космических гостиниц, которые нужно будет перемещать из одной точки в другую и обеспечивать водой, кислородом, едой. Кстати, один из стартапов, в который мы инвестировали,— Momentus Space — занимается буксировкой спутников и других объектов между орбитами. Это пример того, какие бизнесы будут появляться в будущем.
Отрасль перспективна для инвестиций, востребованна, но риски высоки. Потому что наряду с такими прикладными историями, как Momentus Space, есть фантастические, например стартап по добыче платины с пролетающего мимо Земли астероида, и при современном уровне развития технологий реализовать его можно будет лет через десять.
— «Брексит» наконец свершился. Что происходит с фунтом и каким образом выход из ЕС повлиял на капитализацию компаний? Какова специфика британских стартапов и ситуация на венчурном рынке?
— «Брексит» создал неопределенность, которую, как я уже говорил, рынок не любит. Не было понятно, сохранит ли Лондон позицию финансового центра, каким образом будут выстраиваться новые торговые отношения, в первую очередь с Еврозоной. Но по мере восстановления внешнеэкономических связей начал стабилизироваться и курс фунта к евро. Если проанализировать ситуацию отношения фунта к евро за последние пять лет, то она всегда зависела от новостей и договоренностей, что и приводило к краткосрочным колебаниям курсов и движениям на рынке.
Однако если оценивать экономику Британии по основному индексу FTSE 100, то видно, что во время ковида он падал, как и у всех, однако прочие рынки, в том числе российский, уже не только достигли своих максимумов, но и даже их обновили (американский индекс вырос больше чем на 30%, а технологический индекс NASDAQ вообще удвоился). При этом средний индекс по капитализации всех британских компаний еще не поднялся на доковидный уровень. С одной стороны, можно говорить, что где-то оценка компаний занижена и рынок недооценен. С другой — их стоимость и рост индексов, скорее всего, будут привязаны к тому, когда у инвесторов появится понимание, какие отрасли от «Брексита» выиграли, а какие понесли серьезные потери. Кроме этого, на рост повлияют восстановление авиасообщения и полное открытие границ.
Из всех рынков за пределами США Великобритания ближе всех подошла к созданию благоприятной среды для стартапов. Она обеспечила и стандартизацию обслуживающих функций, и толерантность к ошибкам, и доступ к деньгам. В Европе же достаточно сложно и зарегистрировать компанию, и вести операционную деятельность. Британские стартапы добились наибольших успехов в сфере финтеха, что наглядно иллюстрирует компания Revolut c оценкой в 33 млрд. Для сравнения: капитализация одного из самых дорогих американских финтехстартапов Stripe составляет 95 млрд. Разница — не в десятки, а в три раза. То есть в сфере создания инфраструктуры для стартапов Великобритания сделала большие успехи.
И сейчас, как и в США, нужно смотреть, чем конкретно стартап занимается, а то, что он инкорпорирован в Британии, не так важно. Для стартапов важны не ссуды и прочие преференции, а чтобы им не мешали развиваться излишним регулированием. То же важно и для инвесторов.
— В чем отличие российских стартапов и готовы ли зарубежные инвесторы в них вкладывать?
— В этом контексте работает правило о неперемножении рисков: если стартап успешен на отечественном рынке, не факт, что он будет востребован за его пределами. В силу специфики российской экономики, которая в большей степени промышленная и сырьевая (за исключением некоторых крупных по российским меркам IT-гигантов, как Сбер, Яндекс, Mail.ru Group), основная часть стартапов ориентирована на инновации в конкретных промышленных комплексах. Например, если стартап модернизирует добычу руды на ГМК «Норильский никель», вероятность того, что его технология может быть адаптирована для других горнорудных компаний, невелика, потому что у каждой компании свои поставщики оборудования и бизнес-процессы.
Еще одна проблема для отечественных стартапов, инкорпорированных в России,— это отсутствие конкуренции среди потенциальных покупателей. Например, стартап продается и есть два инвестора, готовых его приобрести за достаточно большие деньги. Как только один из них выходит из игры, другой получает абсолютную власть над основателем, потому что в отсутствие конкурентов сможет предложить основателю уже более низкую цену. И для отечественных стартапов это негативная история.
Чтобы наладить работу с иностранными инвесторами, государству нужно работать над репутацией и давать иностранным инвесторам чуть больше свободы для вложений в стартапы, инкорпорированные в России.
— Российские стартаперы заинтересованы в выходе на внешние рынки?
— Они должны быть заинтересованы, и многие из них этого хотят. Несмотря на размер страны, российский рынок достаточно маленький, а если убрать сырьевой сектор, то особого маневра у стартапов и нет. Поэтому все компании должны ориентироваться на выход именно на глобальный рынок и конкуренцию с основными мировыми игроками, а не только отечественными.
— Какие вопросы задают венчурные инвесторы, когда им предлагают стартап?
— Они все стандартные, но первое, что нам нужно понимать,— это личность основателя. Почему он этим занимается? Какова предыстория проекта? Возможно, он что-то случайно запустил, у него вдруг все получилось и он хочет продать стартап побыстрей какому-нибудь стратегу. Или все-таки он занимается им, потому что это его призвание, боль и страсть и он хочет вывести стартап на мировой уровень.
Второе — мы смотрим на бизнес-модель. Среди инвесторов всегда есть некий консенсус-прогноз, какие отрасли и каким образом должны развиваться. К примеру, сейчас в тренде зеленая энергетика, и если стартап приходит с идеей, как паровозу тратить на 10 км пути не 100, а 10 кг угля, то его подход будет идти вразрез с основным трендом. И даже несмотря на то, что это экономичный способ, навряд ли инвесторы захотят в него вкладывать. Мы выбираем только те стартапы, в специфике бизнеса которых мы разбираемся. В то, в чем мы не разбираемся, мы инвестировать не будем. Мы отправим этого предпринимателя к своим партнерам, соинвесторам по другим нашим сделкам, у которых в этой отрасли выше экспертность.
Если с этими двумя пунктами все хорошо, тогда мы смотрим, на каком этапе развития находится стартап и чем он отличается от конкурентных продуктов на рынке. Далее мы изучаем потенциальный рынок компании. Если он меньше 10 млрд долларов, мы, скорее всего, не будем туда инвестировать. Неважно, существует ли рынок для стартапа уже сейчас или ему только предстоит этот рынок создать, его можно оценить. Если еще ни одного решения той или иной проблемы не было предложено, то, с одной стороны, мы можем стоять у истоков какого-нибудь «Фейсбука», с другой — есть вероятность, что эту проблему решать и не нужно (и тут надо проверять так называемое кладбище стартапов: кто уже пытался и у кого не вышло). Поэтому наличие конкурентов у стартапа — это плюс, подтверждающий нашу гипотезу. Но если адресный рынок слишком большой, то высока вероятность, что продукт проработан не до конца и нет четкого понимания, кому он будет нужен. То есть сегментировать целевую аудиторию нужно как можно четче. Это, наверное, основные вопросы, которые мы задаем стартаперам.
— Какие, на ваш взгляд, технологичные решения и почему будут наиболее востребованны для инвестиций в ближайшие 5–10 лет?
— Все тренды на рынке развиваются волнами. Темп этот ускоряется со временем: если раньше, например в эпоху зарождения соцсетей, волны длились долго, то сейчас тренды меняются каждые три года. Лет через пять что-то новое будет появляться каждый год.
Один из самых важных трендов сегодня — децентрализация, тот же блокчейн. Он хорошо выстрелил именно в 2018 году, но сейчас пришла фаза его прикладного применения, смарт-контрактов в том числе, которые базируются на одной из криптовалют, и исключение посредников из финансовых транзакций. Расцветает финтехиндустрия. Нужно отметить, что сейчас банки ужесточают все процедуры, и даже открытие обыкновенного счета для человека может быть проблемой. Revolut и прочие онлайн-банки испытали такой подъем, потому что они упрощают задачу по открытию счета и передаче денег между отдельными физлицами. Демократизация в этой сфере будет продолжаться и дальше.
Еще одним крупным сегментом стала медицина, в частности биотехнологии, генная инженерия, персонализированная медицина. Сюда же относятся всевозможные импланты (тот же Neuralink, который показал, как можно объединить искусственный интеллект с человеческим мозгом, и на основе этого мы движемся к технологиям общения с компьютером на скорости мысли).
В тренде космос и искусственный интеллект (ИИ), который будет нужен для развития любого бизнес-направления. В секторе ИИ на нынешнем этапе востребованы компании, которые научились собирать данные и извлекать из них закономерности, предсказания, инсайты,— они захватывают рынок, и с ними сложно конкурировать. То, что уже сделали «Фейсбук» и «Амазон» для своих индустрий, сейчас пытаются делать стартапы и в других областях. Например, People.ai — для управления продажами, Trax Retail — для розничной торговли, FiscalNote — для предсказания влияния различных законов на бизнес… Но перспективных ниш тут много.
Причем этих волн может быть много, они могут накладываться и пересекаться в разных индустриях.
Тренды поступают на рынок с опозданием от 6 до 12 месяцев, даже в деловую прессу. Во-первых, эти волны не всегда видны, когда они только зарождаются. Во-вторых, такая задержка позволяет инвесторам сфокусироваться на сделках без лишнего информационного шума.
Елена Неделя
