В Британии с трепетом относятся к историческому наследию, в том числе и к памятникам архитектуры. С одной стороны, это помогает стране сохранить свой неповторимый облик, с другой — ограничивает комфорт новых обладателей домов и усадеб. Что нужно учесть при покупке дома в Лондоне? Почему классический стиль более ликвиден? И в чем основные различия между архитектурной практикой в России и Британии? Об этом и о многом другом в интервью «Коммерсанту UK» рассказал архитектор Александр Ракита, основатель архитектурного бюро AR Architecture в Лондоне.
— Вы создали множество проектов в России, Ирландии и на Ближнем Востоке и вот уже одиннадцать лет руководите собственным бизнесом в Лондоне. Какая из столиц вам кажется более органичной с точки зрения городской среды?
— Я думаю, что все-таки Лондон, хотя мое восприятие и отношение к нему в разные периоды менялись. Впервые я попал сюда в 2005 году. В сравнении с моей родной Москвой — на тот момент довольно мрачным мегаполисом с постоянными пробками — он показался мне идеальным столичным городом: с многочисленными парками, исторической архитектурой и ограниченным движением транспорта в центре. Вскоре я переехал в Дублин, и мне понадобилось около года, чтобы привыкнуть и полюбить этот маленький, немного провинциальный город. А когда в 2010 году я перебрался в Лондон уже на постоянное жительство, он после Дублина сперва показался мне слишком огромным и многолюдным. Впрочем, это ощущение вскоре прошло, и Лондон стал для меня второй родиной.
Если проводить сравнение двух столиц, то британская лучше сохранила свой исторический облик, здесь вообще с трепетом относятся к своему наследию. Несмотря на то что масштабы московского благоустройства впечатляют, в Лондоне, в общем и целом, городская среда гораздо более гармоничная и сбалансированная, и она формируется под запросы людей, которые ею пользуются.
— В чем основное различие между архитектурной практикой в российском и британском мегаполисе?
— Я постоянно работал в России до середины 2000-х годов, затем до 2015 года соприкасался с отечественной практикой, руководя проектированием отеля Hyatt в Ростове-на-Дону. Все это время систему постоянно реформировали, поэтому сейчас она отличается от той, в которой я проработал много лет. На мой взгляд, британская система более прозрачная и понятная. Все правила прописаны, хорошо выстроены механизмы по согласованию и консультированию проектов со всеми заинтересованными сторонами. Много внимания уделяется тому, чтобы у участников процесса на всех его этапах была возможность высказать мнение, и оно действительно учитывается. Обратная связь здесь работает. Что касается чиновников, то они принимают решения, опираясь на свод правил и норм, которые не только четко прописаны, но и доступны для ознакомления каждому. Иногда правила бывают запутанными и могут понадобиться специалисты, чтобы разобраться, какие именно из них применимы к конкретному проекту, но тем не менее они известны. Чиновники на них ориентируются, и с ними можно вести диалог.
— Многие наши читатели жалуются, что британские дома маленькие, холодные и очень дорогие. Можно ли в Англии жить на свой манер — все сломать и построить заново?
— Видите ли, все проблемы британской жилой городской архитектуры тянутся из прошлого, когда большинство домов строилось как девелопменты. Богатые джентльмены получали у короля лицензии на застройку какого-либо участка города. Но, возводя здания, никто не планировал, что они простоят более пятидесяти лет: их принято было время от времени сносить и перестраивать заново. Отсюда и такая странная форма владения, как лизгольд (leasehold),— фактически долгосрочная аренда, которая дает право на эксклюзивное пользование недвижимостью на определенный период времени, чаще всего за номинальную годовую земельную ренту. Это необходимо учитывать при покупке недвижимости. Если, приобретая отдельный дом, покупатель становится фригольдером (freeholder) — полноправным собственником и дома, и земельного участка,— то с квартирой в большинстве случаев будет лизгольд. Нужно обязательно уточнить у владельца, какой срок действует аренда. При этом фригольдеров у многоквартирного дома может быть несколько, и от каждого из них потребуется разрешение на перепланировку.
Несмотря на то что исторические дома изначально строились как временное жилье, многие из них простояли века и теперь стали неотъемлемой частью архитектурного колорита, который находится под охраной. Особенно сложно работать с домами, имеющими статус памятников. Интересный факт (и мы часто с таким сталкиваемся в нашей практике): к примеру, здание датируется XVII веком, а построено из материалов, которые намного старше, так как при строительстве использовали просмоленные кривые бревна и доски с верфей. Стены зачастую неровные, много наслоений и заплаток от прошлых реконструкций — при этом даже выпиливание куска старой деревяшки или снятие крошащейся штукатурки по дранке нужно согласовывать с чиновниками, потому что они считаются частью «исторической ткани» здания. Такой дом сложно утеплить, потому что наложение каких-либо слоев изменит его облик снаружи или изнутри. Люди, покупавшие недвижимость в России и странах континентальной Европы, привыкли к более капитальному и просторному жилью. Приобретя большой исторический дом в центре Лондона, они бывают в шоке, когда обнаруживают в нем кривые деревянные перекрытия, которые нельзя заменить на стальные или бетонные, а можно только укрепить, выровнять в каких-то пределах, сделать звуконепроницаемыми и огнестойкими. Следующий уровень сложности — здания в охранных зонах. В них, в принципе, можно сделать больше, но за изменениями во внешнем облике власти внимательно следят.
В домах, не подпадающих под эти категории, свободы в отношении перепланировок гораздо больше. Есть и довольно четко прописанный перечень простых изменений, вообще не требующих градостроительных согласований (хотя подтверждение соответствия проекта строительным нормам потребуется в любом случае). При этом законодательные ограничения едины для всех, независимо от достатка и происхождения. Я люблю рассказывать своим клиентам, привыкшим к эксклюзивности, о табличке в одном из лондонских садов: «Dogs not allowed. Not even yours!» («С собаками нельзя. Даже с вашими!»). Главное — хорошо знать и понимать правила игры, тогда можно довольно многое реализовать.
— Какие необычные запросы вам поступали от клиентов из России? Какие архитектурные стили пользуются у них наибольшей популярностью?
— От состоятельных клиентов поступает много всяких требований, вплоть до безопасной пуленепробиваемой комнаты (комната-сейф), куда семья в ожидании приезда полиции может спрятаться в случае вооруженного нападения. Мы работаем с разными клиентами, от русских олигархов до английских пенсионеров, часть проектов делается для девелоперов. У каждой аудитории своя специфика.
Что касается стилевых пристрастий — принято считать, что богатые иностранцы, покупающие недвижимость в Великобритании, стремятся приобрести вместе с домом часть английской старины и потому предпочитают либо исторические здания, либо новые, стилизованные под историзм. Это правило, конечно, отнюдь не универсально, но если мы посмотрим на особняки, строящиеся на продажу, то там стилизация будет преобладать.
Из исторических стилей наибольшим спросом пользуются два: георгианский — кирпичные здания с каменными деталями, имитирующие, с одной стороны, архитектуру конца XVIII века, с другой — ее реинкарнацию начала XX века, и палладианский — оштукатуренные виллы с колоннами. К сожалению, среди этих зданий попадается много откровенно некрасивых. Чтобы качественно работать с историческими стилями, нужно очень хорошо знать их законы и тонко чувствовать пропорции, а этому сейчас почти нигде не учат.
Бытует мнение, что «традиционные» проекты проще согласовать в историческом окружении, но и это не совсем так. Современное здание может совершенно органично смотреться среди старой застройки благодаря правильно выбранному масштабу деталей, перекличке материалов, ритму объемов и т. п.
Представители муниципалитетов подчеркивают, что они хотят видеть на своих территориях качественную современную архитектуру, и спрос на нее есть. По моим наблюдениям, большинство состоятельных британских клиентов предпочитает минимализм, экологизм и другие современные направления. Тонкость тут в том, что современная архитектура как костюм, сшитый на заказ: это очень индивидуальная, вкусовая вещь, поэтому современные частные дома чаще проектируются под конкретного заказчика, чем на продажу.
Наше бюро работает с любыми проектами, и к каждому зданию, особняку, квартире у нас индивидуальный подход.
— В каких странах, помимо Британии и России, вы работали и работаете?
— До переезда в Лондон я четыре года проработал associate-директором в дублинском офисе ирландской компании Murray O’Laoire Architects, вел крупные проекты в Ирландии, курировал московское представительство и помогал создавать филиал в Абу-Даби.
AR Architecture изначально задумывалась как международная компания — наш рабочий девиз переводится как «Ваши местные международные архитекторы» («Your Local International Architects»). В 2019 году, в преддверии «Брексита», мы открыли филиал в Португалии. Планируем сделать там полноценное представительство, куда будем перенаправлять часть заказов из лондонского офиса. Как и в других странах Южной Европы, там очень хорошая архитектурная школа и квалифицированный персонал, а расценки почти вдвое ниже лондонских.
Почему была выбрана Португалия? У нас интернациональная команда, мой заместитель родом из Порту, поэтому мы и выбрали этот город, с одной стороны. С другой стороны, сейчас это наиболее динамично развивающаяся страна в Евросоюзе, причем недооцененная в сравнении с другими средиземноморскими направлениями, такими как Франция, Испания, Италия. Если раньше в Португалии действовали административные ограничения, то после их снятия в стране начался строительный бум, как в туристической индустрии, так и в сфере реконструкции существующих зданий и возведения новых. Из-за ковида работа приостановилась, но теперь процесс возобновился. Мы ведем переговоры по проектированию частного дома и сотрудничаем с рядом крупных компаний-застройщиков.
Португалия предлагает «золотую визу» и гражданство (через пять лет) для заявителя и членов его семьи за инвестиции в объеме 500 тыс. евро. Причем инвестировать можно как в коммерческую недвижимость (широкий спектр), так и в собственное жилье, а находиться в стране достаточно семь дней в году — такого в большинстве стран нет. Наши партнеры предлагают проекты, в которые можно вложить средства в рамках новых возможностей. Мы консультируем клиентов по таким вопросам и в Британии, и в России — это еще один аспект нашей деятельности. К примеру, в Порту за 2 млн евро можно купить работающий отель на 30 номеров. В Лондоне этой суммы с трудом хватит на небольшой частный дом. Кроме того, мы рассматриваем для работы Северную Европу, уже ведем переговоры в Финляндии.
— У вас мультикультурная международная команда — как вы организуете рабочий процесс? И как пандемия отразилась на работе вашей отрасли?
— В нашем офисе есть сотрудники из Португалии, Испании, Ганы, разумеется Великобритании. Раньше были представители Ирана, Италии, Бразилии, Литвы, России. На мой взгляд, хорошо, когда у людей разный бэкграунд, они взаимообогощаются. Интересно наблюдать, как люди, получившие образование в других странах, по-разному мыслящие, приходят к взаимопониманию. К тому же в архитектуре практически нет языкового барьера: про нас говорят, что мы коммуницируем с помощью карандаша. Бывают, наверное, разные культуры в офисе. У нас каждый сотрудник может высказать свое мнение по любому проекту. Когда человек воспринимает проект как свой, а себя как соавтора, то это работает только на благо.
Что касается удаленной работы, то все наши специалисты живут в Лондоне. Создавать архитектурные проекты дистанционно сложно. Во время локдауна мы вынуждены были так работать, но сейчас все вернулись в офис. Это единственно возможный формат, когда мы можем вживую обсуждать проекты, устраивать коллективные обсуждения — и все вопросы решаются гораздо быстрее и продуктивнее. Особенно для молодых сотрудников важно расти и развиваться в общении с более опытными коллегами.
— Какими своими проектами вы гордитесь? В чем особенность вашего подхода к проектам, по каким принципам вы работаете?
— Если говорить о масштабных проектах, то в моем личном рейтинге лидирует проект отеля Hyatt в Ростове-на-Дону (Россия) — 65 тыс. кв. метров, 200 гостиничных номеров, 45 апартаментов, парковки, фитнес-клуб, торговая галерея. Я занимался им десять лет (сначала в Murray O’Laoire, затем в AR Architecture), проект пережил два экономических кризиса (2007–2010 и 2015 годов), несколько раз его переформатировали. Мы получили за него несколько премий.
Среди значимых проектов, которые мне приходилось вести до создания AR Architecture,— расширение аэропорта в Дублине и новый городской центр в Galway на западе Ирландии, строительство станции Canary Wharf лондонской железнодорожной линии Crossrail (это абсолютно уникальный, красивый и сложный по исполнению проект, созданный бюро Нормана Фостера, я там представлял канадскую компанию — разработчика строительной документации). Два года назад мы в нашем бюро сделали очень интересный конкурсный проект Национального концертного зала в Вильнюсе (Литва).
Из наших более камерных работ я до сих пор горжусь законченной еще в 2013 году реконструкцией бывшего муниципального частного жилого дома в районе Primrose Hill в Лондоне. Мы там полностью реорганизовали внутреннее пространство с прозрачной лестницей, соединяющей этажи на полууровнях, ориентировали все помещения по сторонам света в зависимости от времени их использования, добавили пристройку со сложной формы живой зеленой крышей, захватывающей предзакатный свет.
Три года назад мы реализовали один совсем небольшой проект, но мне он очень нравится. К частному дому на Мэнсфилд-роуд (район Gospel Oak), находящемуся поблизости от нашего бюро в Хэмпстеде, сделали пристройку в виде куба, обшитую деревом, с наклонной зеленой крышей и полностью открытым, остекленным углом — студия для японской художницы. Огромное панорамное окно без рам соединяет студию с садом, солнечный свет пронизывает внутреннее пространство и попадает в часть двора за ней.
Недавно мы подали на согласование интересный проект — малоэтажный жилой комплекс на территории гольф-клуба, бывшей усадьбы и памятника архитектуры, в графстве Хартфордшир. Там мы вписали в исторический ландшафт трехэтажные таунхаусы и двух-трехэтажные блоки апартаментов — с зелеными крышами и современными кирпичными деталями, которые будут органично сочетаться с декором прилегающих исторических зданий. Также в комплексе будет спортзал — слегка утопленный в землю объект со стеклянной кровлей.
Основные принципы, которыми мы руководствуемся в нашей работе,— продуманность, осмысленность, оптимальное зонирование с учетом сторон света и органичное вписывание объекта в окружающий ландшафт (природный или городской). Внешний вид — это для нас скорее функция от того, как здание устроено и организовано. Мы начинаем проектирование не от картинки, а с внутреннего пространства.
— Какие самые сложные вызовы вам приходилось решать за последние годы?
— У нас высокий рейтинг по согласованию проектов (свыше 90%). Мы сотрудничаем с лучшими консультантами и всегда ведем диалог с муниципалитетами, чтобы четко понимать, какие требования необходимо учесть для получения разрешения. В согласованиях бывают разные нюансы — к примеру, сейчас в работе у нас находится проект по перепланировке и расширению пентхауса в лондонском Сити. Разрешение на возведение пристройки мы уже получили, но реализация задерживается из-за необходимости получить формальное согласие фригольдеров и других жильцов дома. Соседи — вообще очень важный фактор: их возражения учитываются чиновниками, поэтому всегда лучше заранее попытаться привлечь их на свою сторону. Как я уже сказал, правила здесь едины для всех. Репутация и знакомства, если они есть, помогают только до известной степени: ни один чиновник не станет нарушать правила даже для лучшего друга, а коррупции в привычном для выходцев из бывшего СССР понимании нет совсем.
— В вашем портфолио представлены разноплановые проекты, в том числе и градостроительные. Какой опыт вы получаете от подобной работы?
— Это другой масштаб и уровень задач. Я пришел в частную архитектуру и создал компанию, имея за плечами многолетний опыт работы в крупных проектах: многофункциональные комплексы, торговые центры, отели, госучреждения. На мой взгляд, каждый специалист должен попробовать себя в разных сферах в рамках одной профессии, чтобы диверсифицировать свои навыки. Например, после кризиса 2008–2010 годов сильно пострадали люди, проектировавшие исключительно школы и больницы: тогда их на какое-то время почти перестали строить.
— Как пандемия повлияла на подход к архитектуре жилого пространства? Какие новые тренды появились?
— Повлияла напрямую, потому что всех засадили по домам, и жилое пространство приобрело колоссальное значение. Если до ковида многим хватало стола в гостиной, чтобы открыть ноутбук и что-то быстро сделать, то каждый день в течение нескольких месяцев работать в месте с плохим освещением, где постоянно кто-то отвлекает, довольно сложно. Фактически встал вопрос о самодостаточности жилья. Цениться стала недвижимость с внешним пространством: террасой, садом, балконом. Кто-то переехал за город, купив дом с садом; те же, кто остался в центре, стали пытаться расширить свои жилища, пристроить балкон или превратить крышу в террасу.
На типологии архитектуры пандемия особенно не сказалась, а вот на тенденциях восприятия жилья отразилась сильно. Люди задумались о том, что дома должны иметь возможность становиться пространствами полного цикла, где можно не только жить и есть, но и работать, заниматься спортом и поддерживать связь с природой. Ощутимо выросло значение экологических трендов, и почти обязательным требованием стали домашние офисы.
Беседовала Алена Иванова
