Экономический кризис, инфляция и снижение уровня жизни — это условия, в которых оказалось не одно конкретное государство, а весь мир. Каждая страна столкнулась с финансовыми проблемами: «сытых» и абсолютно благополучных нет. Что стало причиной глобальной инфляции и как в этом процессе поучаствовал коронавирус? Правительства каких стран сами спровоцировали гиперинфляцию? Какие необычные тренды по борьбе с инфляцией появились в мире? Во что инвестировать, чтобы сохранить сбережения? Об этом в интервью изданию «Коммерсантъ UK» рассказал Демид Голиков, обладатель диплома Оксфорда по экономике, разработчик стратегий, фасилитатор сессий стратегического планирования, независимый директор ряда российских компаний, директор консалтинговой компании «АРБ Про».
— Когда и почему возникает инфляция?
— Само понятие инфляции многозначно, но если упростить, то это снижение ценности внутренних денег. В России при возникновении инфляции люди начинают избавляться от рублей, переходить на доллары, а иногда и на бартер. Подобное происходило в конце 1980-х годов, затем в середине 1990-х — в период, который я называю монетарным безумием. Это отдельная тема. В обиходе под инфляцией чаще всего подразумевают повышение уровня цен, хотя это, повторюсь, следствие обесценивания денег. Если рассматривать инфляцию в контексте сегодняшних событий, то на ее возникновение повлияли сразу несколько факторов.
Первый — это увеличение денежной массы. К примеру, в США за период со второго квартала 2020 года (когда началась пандемия коронавируса) до декабря 2021 года денежная масса увеличилась на 28% сверх долгосрочного тренда. Такого не было никогда: ни в конце 1960-х — начале 1970-х, когда отменили золотой стандарт, ни в финансовый кризис 2008 года. На ковидной же волне денежная масса за почти три года «вдруг» вырастает в США на 28%, в Великобритании — примерно на 25%. Это и привело к росту цен. В Великобритании, правда, рост денежной массы был более высоким и в прошлом, но для США, доллара — это уникальная история. Для чего это сделали, я не знаю. Но, на мой взгляд, это была макроэкономическая и политическая недальновидность, возможно, вызванная неожиданным характером событий.
Вторая причина — это война и сопутствующие разрывы в логистике, удорожание энергоносителей. Рост цен на одни товары означает, что люди перестают покупать другие. То есть средний уровень цен становится выше, а объем покупок уменьшается, при этом суммарно расходы людей либо не увеличиваются, либо ненамного увеличиваются, но из этих трат рост происходит в основном за счет именно цен. Индекс энергетической инфляции сейчас составляет порядка 20%, в каких-то странах и выше.
Третья составляющая — фундаментальная: жизнь меняется — и деньги меняются. В наше время действительно нет необходимости платить друг другу «официальными» долларами, фунтами или рублями, ведь есть другие способы: крипта, виртуальные и частные деньги. Кто сказал, что деньги должны быть государственными? Сейчас появляется гораздо больше возможностей для того, чтобы люди совершали транзакции, обходясь без долларов или фунтов. Во многих случаях единственная причина, почему транзакции и сделки превращаются в официальную валюту, в том, чтобы зарегистрировать их с точки зрения налоговых органов и положить деньги в банк. Криптовалюты в США — это финансовый актив, не валюта. Если рассматривать данную ситуацию в долгосрочной перспективе, то спрос на официальные деньги будет только уменьшаться, соответственно, появятся дополнительные способы что-то купить. Получается, что спрос растет быстрее, чем официальная денежная масса. Это тоже повод для некоторого роста цен, частичного замещения «официальных» денег. Но я думаю, что этот фактор в ближайшие годы будет слабым, просто потому что правительства разных стран сильно прижали тему частных денег. Таким первым радикальным разворотом для меня стал запрет в США цифровой валюты «Фейсбука» Libra. Подобные действия стали очень негативным сигналом для рынка. Китай сейчас сильно сдерживает цифровые инновации в валютах. По этим причинам я полагаю, что третий долгосрочный тренд на видоизменение денег пока будет слабо влиять на инфляцию.
— Но криптовалюта очень волатильна, и за последнее время ее курс сильно упал...
— Да, упал, потому что это эксперимент, потому что китайцы ее сильно прижали и потому что smart-контракты в США пока слишком медленно развиваются. Понятно, что будут еще длинные спекулятивные скачки вверх-вниз. Но, в принципе, крипта появляется в финансовых портфелях и по идее может достичь уровня 3–5%, а через 8–10 лет и 15%. Точные цифры и будущее крипты труднопрогнозируемы, потому что надо дожить до момента «Х», когда алгоритм перестанет генерировать биткоины и возникнет вопрос: а что дальше?
— Стал ли коронавирус одной из причин нынешней инфляции?
— Конечно, в пандемию вся экономика встала. И правительства развитых стран (США, Великобритании, практически всех европейских государств) вместо того, чтобы сказать своим гражданам: «Терпите — это жизнь»,— не нашли лучшего решения, кроме как раздавать деньги налево и направо. Я понимаю, что, возможно, инфляционное финансирование было лучшим выходом, потому что в 2020 году правительства уже были на пределе возможностей заимствования — только-только разгребли долги, накопленные в период QE (количественного смягчения) после кризиса 2008 года. Но не до такой же степени. Я предполагаю, на тот момент они просто не догадывались, что это затянется так надолго. Обратите внимание, как их действия отразились на инфляции. В США она всегда была в районе 2%, а сейчас подскочила до 9%. В Великобритании инфляция стабильно держалась в пределах 1,5–2%, сейчас приближается к 10%, в Европе — аналогично. А вот в Китае она как была 2%, так и осталась, вернее, стала даже чуть меньше. Сейчас она разгоняется до 2–3%, но вообще до 2021 года инфляция в Китае была в районе 1%. Потому что им хватило ума не печатать лишних денег. Я не люблю формулировку «печатать деньги» — она применима больше к XIX веку, потому что их уже не печатают, а выдают в цифровом виде, но сути дела это не меняет.
— Получается, что в Китае не оказывали поддержку населению?
— Я думаю, что у них были другие меры поддержки — фискальные, для чего не нужно было создавать новые деньги и до безумия ронять процентные ставки. Это во-первых. Во-вторых, китайцы — в принципе люди более терпеливые (не знаю, хорошо это или плохо). Если Европа и США сейчас страдают от инфляции, то китайцы, возможно, тоже страдают, но от чего-то другого. В России, по данным Росстата, инфляция достигла уровня 15–18%, а была 5–7%.
— В каких странах мира сильнее всего ощущается инфляция?
— Если говорить о постковидном эффекте, то это США, Великобритания и Европа (Еврозона). Но существует еще целый ряд стран, которые и без коронавируса страдали от инфляции. К примеру, Аргентина, где до 2010–2014 гг. был относительно стабильный курс национальной валюты, потому что он был привязан к доллару и инфляция достигала максимум 10%. После 2014 года она начала резко расти (с 20 до 60%) и сейчас ежегодно составляет порядка 60%, иногда и выше. Списывать все на коронавирус я бы не стал, просто такая модель экономики. И подобных стран с высоким уровнем инфляции довольно много: Бразилия, Индия.
— Мы уже пережили много кризисов. Если проводить параллели, то можно ли сравнить сегодняшнюю инфляцию с чем-либо в прошлом?
— В России с 2014-го до конца 2015 года инфляция составляла около 14–15% (в какой-то месяц она достигла 17% годовых), тогда ее основной причиной стал скачок валютного курса. Сопоставимо с сегодняшними цифрами. Потом она вернулась на уровень 5–7%. Если рассматривать более длительный период, то в 2008 году (кризис финансовых рынков) инфляция достигла 12%, но в тот период экономика была более здоровой, поэтому и инфляция была чуть меньше. Сейчас в России относительно низкая инфляция (могло быть хуже), потому что Центробанк максимально поднял процентные ставки по рублевым вкладам сроком на три месяца до 21%. Конечно, это сильно сдержало рост цен, ведь люди понесли наличность в банки. В прошлом такого не было.
В развитых странах сила инфляционных скачков ощущается значительно меньше. Если рассматривать длинную историю Великобритании, то у нее было два периода, сравнительно проблемных по инфляции: 1991 год, когда была атака на фунт и инфляция достигла порядка 7–8% годовых, и с 2011-го по 2012-й — тогда инфляцию подстегнула волна послекризисных процессов.
— Какие необычные тренды в мире наметились в связи с ростом цен и как при таком высоком уровне инфляции, с учетом рухнувших рынков ипотечного кредитования, бирж, сохранить свои деньги?
— Если говорить про Россию, то для меня самым необычным трендом с точки зрения стабилизации рынка стало решение ЦБ повысить ставку до 21%. Потому что и рубль поддержали (он сильно укрепился по отношению к доллару, евро и фунту), и инфляцию удержали — это с одной стороны. С другой стороны, для российского бизнеса такая ставка стала настоящим испытанием, и многие отрасли просели, в частности сильно пострадала инвестиционная недвижимость. Когда люди, купившие инвестиционные квартиры в апарт-отелях с доходностью 8–11%, начиная с третьего года после сдачи стали всеми возможными способами вынимать средства из этих проектов, чтобы поместить их на депозит под 21 или 18%. В этом сегменте произошли катастрофические последствия, и я считаю, что это крайне необычное явление.
Интересно и то, что сначала ЦБ повысил ставку и все внесли деньги, а потом выяснилось, что доллары и так никому не нужны, потому что их теперь нельзя тратить из-за санкций. И они, конечно, отыграли в какой-то момент, но не очень быстро. В России доллар по-прежнему невостребован, притом что ставка по валютным вкладам уже чисто символическая.
Еще одна «необычная» история — это решение ЦБ помочь людям избавиться от ненужных долларов: непатриотично держать наши деньги во «вражеских» валютах. В итоге ЦБ изобразил дефолт, насильно переведя все валюты в те же «вражеские», но доступные доллары США. По сути, если в евро или фунтах не выдают,— это означает дефолт. И сейчас доступ к валюте, поступившей на счета после 9 марта 2022 года, отложен еще на год. Этот шаг для меня вообще несовместим с рыночной экономикой и здравым смыслом. И такое противоречивое сочетание грамотного решения по подъему ставки с нерыночными околодефолтными играми сильно сбивает и прогнозирование рынка, и поведение инвесторов.
Отвечая на вопрос, как сохранить деньги: для российского бизнеса, на мой взгляд, сейчас существует только два способа. Первый — это рублевый депозит под 12% (неплохо, хоть это и ниже уровня инфляции), второй — это прямые инвестиции в здоровые компании, и на сегодняшний день — это лучший способ сохранения денег. Хотя риск есть, ведь это пока не финансовый инструмент, который не будет оформлен как ценная бумага: вы принесли деньги и вложили их в чужой бизнес. Причем доля будет, скорее всего, страховая, по факту даже не доля, а просто заем другу-бизнесмену. С одной стороны, рынок инвестиций за счет таких способов дичает, с другой — это хорошее, здоровое одичание. Нужно учиться брать инвестиционные займы не в банках, а у других бизнесменов и учиться их отдавать. К примеру, у вас есть рублевый депозит под 12% и собственный бизнес, который с трудом приносит 6%, еще дай бог, чтобы он выжил. При этом есть компания, которая дает стабильные 15% годовых (оборот, доходность), и нужно найти в себе силы, вынуть деньги из своего загибающегося бизнеса и вложить их в проект другого предпринимателя. Такие идеи сейчас должны развиваться. А следующим должен стать шаг по институциональному признанию подобных сделок, чтобы появились инструменты их структурирования и вторичный рынок, хотя бы депозитных расписок. Но тут, правда, возникает еще одно парадоксальное решение ЦБ поднять квоты для квалифицированных инвесторов, ограничить неквалифицированных инвесторов в правах, что полностью убивает идею формирования вторичного рынка. Я допускаю, что в теории на каких-то моделях они наверняка рассуждают очень грамотно, но по факту...
Каков портрет человека-инвестора в России? Первый тип — это человек с индивидуальными инвестсчетами со средним депозитом от 1,5 до 4 млн рублей (таких сейчас порядка 2 млн человек). Второй тип потенциального инвестора — это экс-предприниматель, у которого после закрытия компании на руках остается от 40 до 100 млн рублей. И куда ему теперь эти средства вкладывать? То есть институт квалифицированных инвесторов еще будет формироваться не один год.
Последнее, что скажу по поводу этих процентных ставок: чем выше риск, тем выше доходность. Понятно, что на самом деле в мире есть два базовых инструмента вложения денег: первый — американские гособлигации, второй — вклады страхования жизни в офшорных, как правило, британских пенсионных фондах, где до этих кризисов доходность с учетом налоговых эффектов стабильно была порядка 4% годовых. Это вклады, которые несильно облагались налогами, на них не распространяются права раздела наследования, то есть ни жена, ни дети не имеют право претендовать на них. Минимальный размер такого вклада для россиян по факту был от 1,5 млн долларов, и люди с подобными бюджетами должны были по идее иметь страховой депозит в виде такого актива пенсионного западного фонда. И в России до всех этих событий было достаточно много западных компаний, которые фасилитировали такого рода сделки. Сейчас возможность физически исчезла — из-за санкций в том числе. И получается, что в России нет инструмента стабильной, долгосрочной доходности. В принципе нет. Самое надежное — положить рубли под подушку или в банк под 10% годовых, но это несерьезно, и тренд ставки идет на понижение. Посмотрим, что будет в сентябре, но я все-таки думаю, что Центробанк притормозит ронять ставки в противовес некоторым открытиям валютного рынка. Поэтому строить прогнозы пока невозможно — я не понимаю, как будет функционировать экономика без таких базовых, фундаментальных направляющих.
В Британии пока сохраняют деньги так же, как и последние 30 лет подряд. Есть пенсионные вклады, нормальные структурированные банковские продукты, доверительное управление с понятной предсказуемой доходностью фондов, пенсионные вложения, которые скачут по доходности, но они есть. Здесь доходность корректируют инвестпортфелем. Сейчас гораздо меньше берут кредитов — это тренд. Раньше ребенок в США оканчивал среднюю школу, у него был кредит на всю жизнь вперед (до 60 лет): образование, машина, квартира,— и он был уверен, что его отдаст. Вот такого стало намного меньше, хотя еще встречается. И я думаю, что сейчас все эти финансовые инновации, включая крипту, тоже не способ сохранения денег, а скорее возможность подзаработать за счет свободного кэша. То есть сохраняют деньги так же, как и всегда. Ничего уникального нет. А вот если возникает желание как-то поуправлять ликвидностью, то чаще выбирают наиболее рисковые и дорогие инструменты вложений: крипту, ETF, фонды вторичных облигаций (второго эшелона облигаций), бонды и облигации относительно новых небольших компаний, вложения в относительно рисковые фонды стартапов. Это способы подзаработать, но не сохранять деньги.
— Что в перспективе будет с финансовыми рынками?
— Если говорить о финансовых рынках применительно к России, то должно будет увеличиться количество бумаг второго эшелона. То есть гораздо большее количество компаний, даже небольших, начнут привлекать публичные деньги. Я считаю, что должна, соответственно, появиться система бирж второго эшелона. И подобные попытки по созданию бирж для компаний поменьше размером, чем голубые фишки, были предприняты еще 5–8 лет назад (не совсем удачные) и в США, и в Европе. Условно говоря, есть американский индекс Russell 2000, и вот доля таких компаний должна в долгосрочной перспективе увеличиться. Предполагаю, что появятся более продвинутые под эту тему малых эмитентов механизмы оценки рисков, контракты, связанные с управлением рисками таких предприятий, и более изощренная форма опционов, смарт-контрактов. Но изощренная не в смысле математики, а в смысле многоступенчатой правовой схемы: что делать, если...? Если доходность обвалилась? А если обвалилась три раза подряд? Если возник разворот тренда и виноват не менеджмент компании, а какие-то внешние силы? Я думаю, что здесь будет большое количество инноваций, в основном за счет применения технологии смарт-контрактов.
Я периодически размышляю и периодически меняю свои взгляды на соотношение фиксдоходностей и обычных акций, но, в принципе, мне кажется, что инструменты фиксдоходности должны терять долю рынка. Акций с разделом рисков в перспективе должно быть чуть больше. Что еще? Я пока не очень понимаю последствия, но думаю, что портфели станут прозрачнее. Первый шаг — американское законодательство по раскрытию налоговых резидентов и нерезидентов (FATCA). И на волне российских санкций сейчас раскрываются первоначальные владельцы офшорных компаний. Со временем, полагаю, появятся какие-то новые меры регулирования, потому что пока очень многие финансовые схемы основаны именно на непрозрачности первоначального собственника — бенефициара. Что касается криптовалюты, из-за своей высокой волатильности она еще минимум лет пять будет спекулятивным активом.
— А что происходит на рынке труда? В России безработица растет, в Британии бум на рынке вакансий. Почему так происходит и влияет ли безработица на инфляцию?
— В наше время гибких трудовых контрактов я вообще не понимаю, что такое безработица. Для меня безработица — это такое прямое зеркало регулирования, связанного с пособиями, стажем и прочим. Если можно получать неплохое пособие, конечно, я зарегистрируюсь как безработный и буду втихаря подрабатывать в переходе, на фрилансе за нал или бебиситтером, условно. В России, на мой взгляд, статус безработного мало что дает, если только объявлять себя банкротом, но это единичные случаи. Поэтому числиться в России безработным большого смысла я не вижу. А вот в Британии совсем другая история... Если мы посмотрим с другой стороны на эту статистику, то во всем мире количество людей, увольняемых из разных компаний, может быть заметным, а численность тех, кого вновь берут на работу, может отставать. Тут тоже есть свои хитрости. Например, в РФ с появлением налога на профессиональный доход и статуса самозанятого, когда размер налога составляет при расчетах с физлицами 4%, а юрлицами — 6%, некоторые компании начали увольнять своих сотрудников, чтобы потом работать с ними по контрактам как с самозанятыми (экономия на налогах). Кроме того, для многих из тех, кто раньше подрабатывал «налево»: торты пек или ремонтировал машины в гаражах,— стало выгодно получить статус самозанятого, чтобы иметь правовую защиту от налоговых органов, особенно если чеки выдаешь. Поэтому для меня это такая гримаса статистики.
По сути, человек может себя, конечно, не найти, но если смотреть на британский рынок труда, то он сейчас круче, чем в США и Китае. Там огромный выбор вакансий — как в традиционных секторах экономики, так и в айтишных стартаповых историях. Притом что это всегда будут глобальные компании и возможности капитализироваться на весь мир. А в плане микро- и малых предприятий и технологических стартапов в Великобритании очень разумная бизнес-среда. Что нужно человеку, чтобы при прочих равных условиях нормально устроиться на работу, помимо достойной зарплаты и еще каких-то базовых вещей? Культурное окружение, климат в коллективе, а бизнес-климат в Великобритании сам по себе стоит хороших денег, в отличие от многих стран на континенте или тех же ОАЭ. Эмираты прекрасны по-своему, но это специфический регион. Поэтому повторюсь: я не очень верю хоть в какую-то безработицу в Британии. В России — да, у нас на общем спаде будет большое количество людей, которые не смогут себя найти, это правда. И это уже видно по многим нашим компаниям. Сейчас огромный дефицит таких специалистов, как проектные менеджеры, и людей, которые могли бы запустить новый продукт на рынок, организовать относительно сложную систему продаж или производство. На первый взгляд, это странно, ведь с российского рынка сейчас ушли или находятся в стадии ухода большое число международных корпораций. Но, например, менеджер, который увольняется с позиции менеджера по продажам в ушедшей транснациональной компании, не сможет работать в российской компании, которая захочет производить аналогичные продукты по импортозамещению. Потому что там он работал по отлаженным процессам, а здесь ему придется все создавать с нуля, там он был эффективный процессный менеджер, а здесь ему нужно стать управленцем, руководителем и еще наполовину предпринимателем, потому что он должен действовать на свой страх и риск. Это такая ломка, хуже героиновой. И сейчас я вижу большое количество людей, которые из этой обоймы выпадают, входят в режим ожидания, полгода уже прошло, можно еще годик подождать, а там посмотрим. То есть многие сейчас себя не находят в этом меняющемся рынке.
Но у россиян есть одна альтернатива — это загородные участки, где можно и прокормиться, и сдауншифтиться (дауншифтинг — термин, обозначающий человеческую философию «жизни ради себя», «отказа от чужих целей» и схожий с понятием simple living, «простой образ жизни» — прим. ред.). Этот тренд возник пару лет назад и только усиливается. За 1,5–2 года объемы загородного индивидуального строительства в России существенно превысили объемы многоквартирного строительства. Это абсолютно точно альтернатива так называемой корпоративной занятости, не для всех, но 15–18% населения уйдет в режим такого натурального хозяйства. Поэтому как минимум буфер у россиян есть.
— Как вы считаете, будут ли британцы как-то корректировать свои законы, чтобы привлечь сотрудников на вакансии?
— Я думаю, что будет корректироваться и политика для мигрантов, чтобы закрыть избыточные вакансии, да и автоматизацию никто не отменял.
— В сентябре в Великобритании состоятся выборы главы Консервативной партии и премьер-министра, и все кандидаты делают упор на экономику. К примеру, экс-канцлер казначейства Риши Сунак считает, что понижение налогов породит спираль инфляции, а министр иностранных дел Лиз Трасс утверждает, что он паникер, и сделала это частью своей повестки. Есть ли какие-то точные прогнозы в этом случае? Какая позиция правильная?
— Я не политик, я экономист, поэтому мой ответ очевиден. Я считаю, что налогов в принципе быть не должно ни в какой экономике. Хуже налогов только убийства или война. Даже глобальные проекты, на которые обычно государство тратит налоги, я считаю, нужно учиться финансировать за счет фондовых рынков и частных денег. Так же по привычке мы еще какие-то вещи пытаемся включать в пенсионную систему. Финансировать как бы за счет текущих налогов какие-то инфраструктурные проекты? Но, во-первых, денег, которые собирают на эти вещи, и так должно хватать. Во-вторых, в принципе на каждый фунт лишних налогов цены в экономике повышаются больше чем на фунт, то есть суммарно из кошелька налогоплательщика изымается больше. Если повысить налоги, то и уровень цен увеличится. Повышение налогов равно повышению затрат, которые нужно как-то компенсировать. А на кого вешать лишние затраты? На покупателей. И еще момент — повышение налогов означает снижение возможности людей инвестировать прибыль (свободные деньги) на фондовых рынках.
Я бы не стал здесь приводить такие прямые корреляции, потому что это все равно опосредованные причинно-следственные цепочки. Для меня этот вопрос скорее философский: государство не доверяет своим гражданам, потому что знает лучше, чем они, как потратить их деньги, собранные в виде налогов. Что дают высокие налоги обычным британцам? Поэтому прямые параллели здесь очень сложны.
— Как монетарная политика правительства отражается на инфляции и почему идет спор между кандидатами?
— Это вообще популярная выборная тема, особенно когда налоги высокие. Один кандидат предложил их понизить, и завязался диалог. Первым политиком, предложившим снизить налоги, был Рональд Рейган. Но затем возник вопрос: для кого их снижать? Для тех, кто готов инвестировать, а не для тех, кто живет на государственные пособия, то есть снижаем налоги для богатых. Это был серьезный политический разговор. А то, что предлагается сейчас,— это дешевая форма популизма, которая позволяет построить дискуссию, уходя от политически некорректных или опасных тем. Вот почему вопрос повышения или понижения налогов и оказывается чаще всего в центре любой выборной повестки.
