В рамках постоянной рубрики мы продолжаем делиться необычными историями о жизни тех, кто выбрал переезд в Великобританию. Наша новая героиня — художница Анастасия Русса, которая училась в Лондоне, затем на несколько лет вернулась в Россию, а после снова оказалась в Британии, уже из-за любви. Одну из картин Анастасии — полотно под названием Wintery Forest — до конца мая 2025 года можно увидеть в пространстве D Contemporary в рамках выставки Full Disclosure.
Рассказывает Анастасия Русса, 44 года, художник и преподаватель из Зеленограда, переехала в 2013 году по студенческой визе и в 2018 году по визе супруги, получила британское гражданство в 2024 году:
— Еще когда я жила в Москве, я встречалась с молодым человеком из Китая — он учился в Суриковском институте, который я уже окончила, но проходила там стажировку. Мы с ним поехали в Китай знакомиться с родителями. Я увидела, насколько отличалась жизнь его семьи и как этот опыт жизни и учебы в другой стране обогатил и разнообразил его личность. Мне тоже захотелось поехать учиться в другую страну. В это же время я читала «Политику поэтики» Бориса Гройса, что окончательно развернуло мой жизненный путь. Раньше я думала, что для меня поехать учиться куда-нибудь в Лондон невозможно в принципе, но родители моего друга были совершенно обыкновенными людьми. Я поняла, что тоже могу так сделать, и загорелась этой идеей. У меня никогда не было желания переехать именно в Англию и там осесть. Изначально я думала поехать в Италию, потому что именно она моя любимая страна, и даже стала учить итальянский.
Я художник, Суриковский институт — хорошая академическая база. Я смотрела на итальянские вузы — они тоже очень академические, но уровень там был ниже. Поэтому итальянское образование стало мне неинтересно; жить в Италии мне до сих пор иногда хочется, но это страна мечты, страна из сна, где так много красоты, классического искусства, оперы и архитектуры. Я подумала: «Надо ехать в страны, где может сложиться карьера художника» — и стала смотреть на вузы в Нью-Йорке, но их стоимость была совершенно запредельной. Потом я обратила внимание на Лондон — там тоже было невероятно дорого, но в Уимблдон-колледже, где открыли новый экспериментальный курс MFA (магистратура), было значительно дешевле. Весной, под конец марта 2013 года, я позвонила в одну московскую организацию, которая занималась поддержкой студентов в Британии. Там мне ответили: «У нас уже все расписано, мест нет, только на будущий год»,— и я сказала: «Если кто-то откажется, перезвоните мне». Через два часа мне перезвонили: родители одной девочки действительно отказались. Так я попала на встречу с куратором из Университета искусств (University of the Arts; Уимблдон — один из его шести колледжей), мы пообщались, я показала ей свое портфолио, и она сказала, что все хорошо и я прохожу.
Осталось подтянуть английский: тогда он был у меня на уровне intermediate. Я пошла на суперинтенсив, занималась пять дней в неделю по пять часов в день, а параллельно готовилась к IELTS два раза в неделю по три часа. Сдала IELTS на 6,5 и поехала в Лондон. У меня был безумный план: я думала, что приеду в Лондон, начну там писать картины, и все сразу поймут, какая я замечательная, прекрасная и гениальная, я прославлюсь и заработаю много денег. И конечно, в Лондоне я встречу итальянца, и мы вместе уедем в Италию, страну моей мечты. Буду выставляться в Лондоне и Нью-Йорке, стану знаменитым художником, и мы с моим итальянским мужем будем жить в Италии — утопическая мечта. Но жизнь сложилась по-другому.
MFA in Fine Art была двухгодичной программой. Первый год меня не покидала эйфория, а на второй год я осознала реальность. Я училась просто в хорошей школе (сейчас этого курса нет, его перенесли в другой колледж и изменили), это был совсем не Королевский колледж искусств и не Академия искусств, которые действительно связаны с арт-индустрией. Никто значимый не пришел смотреть наше выпускное шоу, и ничего не произошло с моей карьерой. Я ходила на встречи с итальянцами, но там тоже ничего не вышло. Зато я встретила своего будущего мужа в книжном магазине — случайно. Он англичанин, старше меня на двадцать шесть лет, человек эксцентричный и к тому же священник. Когда он сделал мне предложение, я не была к этому готова. На тот момент он жил с престарелым отцом, у него было много финансовых и бытовых проблем. Я же потратила все свои сбережения на обучение и аренду комнаты и просто не представляла себе, как быть дальше, как можно за него выйти замуж, если у нас такая разница в возрасте, как вообще жить с ним и его папой. Я отказалась и уехала обратно в Россию в надежде, что забуду его и буду жить там так же, как раньше, до Англии.
Я начала выставляться, преподавать в «Винзаводе» — в «Школе визуальных искусств». Но жизнь в России мне перестала нравиться. Я почувствовала, как за эти два года страна изменилась: мне показалось, что люди перепутали добро и зло, мне стало очень некомфортно, хотя я жила в своей квартире, общалась на своем языке и все происходило легко. Я не смогла забыть возлюбленного, он не выходил из моей головы и сердца. За все время нашего общения было написано девятнадцать его портретов — один из них, самый маленький, висел у меня дома. Иногда мне казалось, что Майкл говорил со мной через этот образ. Мы стали снова встречаться в разных странах, Майкл приезжал в Россию пять раз, и в конце концов я решила, что мне нужно выходить за него замуж и идти навстречу своей судьбе, несмотря на трудности.
Так в 2018 году я оказалась с ним в Летчуэрте, небольшом сонном городе на полпути между Лондоном и Кембриджем. С самого начала мне не хотелось там находиться, к тому же у свекра, которому на тот момент ему было девяносто четыре, деменция дошла до последней стадии. Это было тяжело. Каждый день я ходила в библиотеку и рассылала заявки. Тогда я выиграла конкурс Portobello Wall — нужно было расписать 123-метровую стену в районе рынка Портобелло. За это мне дали гонорар, что позволило мне снять квартиру в Лондоне, и я стала сдавать комнаты в ней, а сама поселилась в гостиной. Так я осталась в столице и жила в ней три года, муж ко мне приезжал в гости. Когда его отец умер, выяснилось, что половину дома он подарил своей второй жене (которая уже скончалась), а она завещала эту половину своей дочери от первого брака, падчерице моего свекра. В результате та выгнала моего мужа из дома в Летчуэрте, где он прожил в общей сложности шестьдесят три года. Дом отправился на аукцион, а моему мужу досталась половина стоимости. Майкл скрывал от меня тяжбу — я узнала о том, что происходит, на этапе вовлечения судебных приставов. Как выяснилось потом, они (сводная сестра мужа и ее родной отец) наняли частного детектива, выследили меня и узнали мой адрес, а потом доказали в суде, что мой муж якобы живет на самом деле в Лондоне, а дом в Летчуэрте использует как свой holiday home. Мне пришлось общаться со всеми юристами, этой женщиной и ее отцом. Майкл заболел на нервной почве, но в результате все обошлось и сложилось даже к лучшему. В итоге за стоимость половины дома, реального наследства Майкла, мы купили квартиру в ипотеку в Лондоне, где и живем вместе.
Чтобы платить ипотеку, я пытаюсь найти разные способы заработка. Не могу сказать, что рада, что жизнь именно так повернулась: мне пришлось менять свою идентичность, а это болезненно. Я была художником около тридцати лет, сейчас я получаю педагогическую специальность в Университетском колледже Лондона (UCL), стажируюсь и преподаю детям в государственной средней школе, потому что нужны деньги. Я снимаю мастерскую, а хожу туда раз в месяц.
Периодически я отправляю заявки на различные выставки и конкурсы, но довольно мало. Так получилось, что сейчас одну мою картину выбрали для выставки в галерее D Contemporary в Мейфэре. Тема этой выставки — Full Disclosure; я просто отправила туда все свои работы про нынешнюю ситуацию. Эта работа называется Wintery Forest. Периодически у меня бывают видения. В декабре 2021 года я приезжала в Россию, и мы с мамой пошли гулять в зимний лес, в настоящую зимнюю сказку. Вдруг мне показалось, что деревья превратились в ракеты, а испуганные зайцы, лисы и белки поскакали вон из леса, спасаясь будто от пожара. В середине леса открылась поляна с ледяным озером, по которому катались прекрасные фигуристки. Я смотрела на это видение зачарованно, а потом написала картину — начала ее в 2022 году, как раз когда случилась война. Когда я отправляла картину на open call (открытый призыв, набор; форма публичного приглашения для участия в проекте, выставке, мероприятии или конкурсе, обычно используется в творческих и некоторых иных профессиональных сферах — в искусстве, моде, фотографии, кино, театре, дизайне, а также в стартапах и исследовательских инициативах.— Прим. ред.). Я написала, что увидела это еще до войны,— не знаю, поверили они или нет. Картина довольно большая, 150 на 160 сантиметров. Символично получилось, что открытие выставки было 9 мая, в День Победы. Это конкурс, но я не думаю, что одержу в нем победу...
В Лондоне у меня был классный опыт: два раза я копировала мастеров в Национальной галерее: в первый раз Тинторетто, во второй — Рубенса. В свое время хотела пробиться в Третьяковку, но мне не разрешили: копировать там могли только реставраторы, а не живописцы. Здесь же я просто послала заявку и рекомендации от моих профессиональных контактов (они действительно звонили этим людям). Это было здорово: приходишь каждый день, тебе приносят мольберт, ставят стул, кладут тряпочку на пол — пиши, копируй. Есть что-то очень либеральное в том, что любой человек может копировать в музее мирового уровня. Еще мне удалось побывать на телевидении, на шоу Sky Artist of the Year. Я послала на конкурс свой автопортрет, его выбрали, и я участвовала в одном эпизоде, писала портрет поэта Бенджамина Зефанайи. Он выбрал мой портрет, но жюри предпочло другую работу. Я не прошла ни в полуфинал, ни в финал, но это все равно был потрясающий опыт.
Мы с мужем много путешествовали по Англии, и сам он англичанин во всем, с ним я лучше поняла культуру Туманного Альбиона. Сначала мой круг общения в основном состоял из русскоязычных людей, сейчас больше из англичан и других иностранцев, которые здесь живут. С людьми, которые прошли через эмиграцию и стали сами немножко британцами, я чувствую особую родственность. Совсем русских людей я в последнее время стала, честно говоря, сторониться, хотя у меня есть русские друзья, и они очень классные. Но очень долгое время сюда в основном приезжали люди из олигархических кругов, эдакие снобы, или программисты, с которыми мне особенно не о чем общаться; впрочем, сейчас появилось много других иммигрантов, например художники с визой таланта,— вот они мне интересны.
Я не родилась с фамилией Русса. Моя фамилия — Хохрякова, и англичане всегда выговаривали ее с трудом. Так как я поклонница Эль Греко (настоящее имя испанского художника Эль Греко — Доменикос Теотокопулос; его прозвали Эль Греко, то есть «грек», из-за происхождения, и это прозвище стало символом его художественной идентичности.— Прим. ред.), мне хотелось, чтобы и меня называли Русса, то есть «русская». Когда я вернулась из Англии в Россию в 2015-м, у меня была большая выставка в Москве, и галерист предложил мне сменить паспорт и взять новую фамилию, что я и сделала в 2016 году, так что я вернулась в Британию уже с новой фамилией. Естественно, я не знала, что произойдет потом, что будет война и что ассоциации с Россией станут негативными...
Уезжать их Англии я не собираюсь, я люблю своего мужа и не готова с ним расстаться. Я привыкла жить здесь, мне очень нравятся английские пейзажи и англичане, нравится, что здесь много образованных людей, разнообразие всего и всех, сам Лондон и невероятное количество музеев мирового уровня, а также то, что никто не лезет в душу. Мне только недостает профессиональной реализации, хочется прозвучать как художник.
Переезжать в Британию творческим людям, у которых нет «золотого парашюта», я бы не советовала. Сейчас сюда приехало очень много художников, в том числе моих знакомых, но быть художником в Англии тяжело, здесь много своих хороших мастеров. Да, здесь можно развиваться, есть разные школы, разные творческие тусовки — вопрос в том, на что жить. Если есть на что, прекрасно, почему бы нет! А если не на что, надо заранее задуматься об этом и быть готовым получать еще какую-то профессию.
