
В Британии подвели итоги региональных выборов, которые стали первым большим голосованием после парламентских выборов, прошедших в июле 2024 года. Тогда лейбористы во главе с Киром Стармером сместили консерваторов, управлявших страной четырнадцать лет. На первомайском голосовании разыгрывалось более 1600 мандатов. Выборы состоялись в двадцати трех советах графств, восьми унитарных единицах, одном метрополитенском боро и органе самоуправления архипелага Силли. Помимо этого, выбирали мэров в шести округах, а также провели довыборы в палату общин. Лидером стала партия Reform UK, которой удалось не только обойти и лейбористов, и тори, но и сместить последних со второго места в партийном рейтинге. Почему эти выборы важны? Какие тренды они заложили? Как их результаты отразятся на стране и ее жителях? Политический ликбез по итогам минувших выборов для «Коммерсанта UK» провел Валерий Аджиев, PhD, главный научный сотрудник факультета медиа и коммуникаций Университета Борнмута.
— Почему эти выборы важны?
— Если интерес к результатам местных жителей понятен — их условия жизни напрямую зависят от новой власти,— то интерес страны заключается в том, чтобы увидеть тренды политической жизни. Она сейчас везде турбулентная, происходит переформатирование мирового порядка в целом, и в Англии в частности. Десять месяцев назад лейбористы, получив 411 парламентских мест из 640, одержали сокрушительную победу над тори (у которых оказалось121 место, а в 2019 году было 365). Но если посмотреть на проценты отданных голосов, то картина не будет выглядеть столь однозначной: самая низкая явка за последние двадцать лет (меньше 60%), лейбористы получили 33,7% от голосующих — около 10 млн человек. На выборах в 2019 году, когда лейбористы проиграли, они получили на полмиллиона голосов больше, чем в 2024-м. То есть количество избирателей у них не увеличилось, а вот консерваторы электорат потеряли: часть выборы проигнорировала, небольшая часть перешла к лейбористам и либеральным демократам, значительная часть ушла к Reform UK. Эта партия является преемником той самой партии под названием «Партия „Брексита“», которая победила на выборах в европейский парламент 2019 года. Ее основал Найджел Фарадж, самый, пожалуй, харизматичный публичный политик Британии, хотя и с неоднозначной репутацией. Мало у кого столько ненавистников, но зато немало и вполне экзальтированных поклонников. В прошлом году партия получила 14% голосов, но особенности мажоритарной системы позволили конвертировать их всего лишь в 5 парламентских мандатов. Для сравнения: либеральные демократы получили тогда 12,2%, но такой результат принес им 72 депутатских места. Разгадка в том, что, в отличие от либдемов, избиратели реформистов не сконцентрированы в определенных округах, а размазаны по ним равномерно.
Несмотря на малое число членов парламента, за прошедшее со всеобщих выборов время именно Reform UK вышла на передний край британской политической жизни. Особенно в ее публичном проявлении. Немало усилий было сделано в вопросе профессионализации выглядевшей до того любительской партии — заслуга ее нового председателя, 38-летнего мультимиллионера Зии Юсуфа. Удалось уйти от репутации партии, сосредоточенной на единственном политическом вопросе миграции, к более широкому спектру адресуемых проблем, особенно на фоне потерявших запал консерваторов. В последние несколько месяцев опросы общественного мнения о намерении электората голосовать на будущих всеобщих выборах показывали, что партия стала лидером, хотя и с небольшим преимуществом над лейбористами. Самый последний опрос YouGov в конце апреля дал Reform UK 26%, лейбористам — 25%, консерваторам — 20% и либдемам — 15%. Так что многие с интересом ожидали, подтвердится ли тренд на местных выборах.
— А в чем специфика этих выборов?
— Выборы в местные органы власти проводятся каждые четыре года, но не везде одновременно. И эти выборы в масштабе страны нельзя назвать крупными, потому что из более чем 16 тыс. мандатов в 317 местных органах власти разного уровня в этот раз разыгрывались всего 1641 в 24 советах. Явка голосующих традиционно невысокая — 35%. Изначально предполагалось провести выборы в большем числе местных советов, но под предлогом реорганизации двухуровневых советов графств в унитарные единицы выборы в девяти советах были перенесены на 2026 год. Это вызвало недовольство и партии Reform UK, и либдемов: 5 млн человек лишились права выбора. Кроме того, нужно учитывать, что большинство советов, где состоялись выборы, находятся в сельской местности и в небольших населенных пунктах. В крупных мегаполисах, в том числе и в Лондоне, выборы в этом году не проводятся. Надо также иметь в виду, что предыдущие подобные выборы, в мае 2021 года, проводились на пике популярности правительства консерваторов. Тогда тори получили больше голосов, чем прогнозировалось (сыграли им на руку и личная популярность Бориса Джонсона, еще не дискредитированного «патигейтом», и успешная реализация программы вакцинации). Сейчас тори были обречены на потери, но масштаб оказался больше, чем они ожидали. В связи с этим возникают некоторые трудности в интерпретации результатов выборов: насколько можно их экстраполировать на всю страну? Было бы интересно посмотреть на результаты местных выборов в крупных мегаполисах, прежде всего в Лондоне, который по большей части лейбористский. И на юге Англии, считающемся более зажиточным, чем центральные и северные регионы страны. Впрочем, кроме выборов в местные органы власти, состоялись довыборы в парламент страны в округе Ранкорн и Хелсби (графство Чешир). Именно к ним всегда повышенное внимание и масса комментариев — и от политиков, и от наблюдателей — об их итогах.
— Каковы итоги выборов?
— Успех Reform UK стал настолько значительным, что заголовки в прессе говорят о нем как о политическом землетрясении. Стартовав, в отличие от других партий, с нуля и заполучив 677 мандатов, Reform UK получила контроль над десятью советами, в графствах Дарем, Дербишир, Донкастер, Кент, Ланкашир, Линкольншир, Ноттингемшир, Стаффордшир, а также Северный и Западный Нортгемптоншир. И получила пусть не контроль, но относительное большинство в ряде других муниципалитетов. Кроме того, в их рядах появилось два мэра. В округе Большой Линкольншир пост заняла Андреа Дженкинс, довольно известный политик консервативных взглядов, экс-министр в правительстве Бориса Джонсона. Минувшей осенью она перешла в Reform UK. В Халле и Восточном Йоркшире победил Люк Кемпбелл, чемпион Олимпийских игр в Лондоне в 2012 году по боксу. У него совершенно нет политического опыта (и это характерно для многих заметных деятелей партии), но он популярен среди местных избирателей. Три мэрских поста (в Донкастере, Северном Тайнсайде и Западной Англии) остались за лейбористами, еще один (в Кембриджшире и Питерборо) — за консерваторами. Довыборы в палату общин также завершились победой кандидата от Reform UK: экс-консерватор и бизнесвумен Сара Почин стала пятым депутатом партии в парламенте (стоит отметить, что один из избранных в прошлом году депутатов разругался с Фараджем и перешел в независимый статус).
— Как итоги выборов повлияли на партии?
— Партия зеленых, несмотря на диктуемое экономической реальностью снижение интереса значительной части электората к главной для нее экологической повестке, выступила относительно успешно, получив 80 мандатов — на 42 больше, чем до выборов. Зеленые рассчитывали на успех на мэрских выборах в Западной Англии, что было бы для них прорывом (предвыборные опросы давали им небольшое преимущество над лейбористами), но их кандидат финишировал третьим. Так что они, как и раньше, контролируют всего один муниципалитет. Общее количество их представителей в муниципалитетах — 895. Партия, судя по заявлениям ее лидеров после выборов, с оптимизмом смотрит в будущее: ее привлекательность определяется выраженной лево-прогрессистской идентичностью. В частности, это первая партия в Британии, официальная признавшая апартеид Израиля, осуществляющего геноцид палестинцев. Не случайно около 6% избирателей, голосовавших в прошлом году за более осторожных в этом вопросе лейбористов, готовы отдать голоса зеленым.
Либеральные демократы, у которых своя традиционная ниша в британской политике, тоже записывают итоги выборов в свой актив. Они всегда были вынуждены лавировать между двумя основными партиями, поэтому в их программе и в практической политике царила эклектика. У этой партии, как у никакой другой, развитая инфраструктура на местах, в основном на юге и западе страны, с большим количеством активистов и представительством в местных органах власти. Такая концентрация ресурсов позволяет им вести эффективную кампанию. На прошедших выборах они получили 370 мандатов — на 173 больше, чем до выборов. Под их контроль перешли три графских совета (Кембриджшир, Оксфордшир и Шропшир) плюс в четырех графствах у них образовалось простое большинство. С недавних пор они сдвинулись еще левее, привлекая тех избирателей Лейбористской партии, для которых Стармер слишком правый. Будучи однозначно проевропейской партией, они привлекают и тех тори, которые не приемлют «Брексит». И это единственная из крупных партий, которая не стесняется уничижительно отзываться о Дональде Трампе, что привлекает избирателей, испытывающих сильные негативные чувства по отношению к американскому президенту. Всего под контролем либдемов теперь находятся 40 местных советов — больше, чем у тори (впервые в истории). А с учетом тех советов, в которых у них относительное большинство, они возглавляют коалиции еще в 32 муниципалитетах. Общее количество их представителей в муниципалитетах — 3179.
Главным аутсайдером стала партия тори. Консерваторы, разочаровавшие своих избирателей за четырнадцать лет правления, в течение десяти месяцев, прошедших со дня провальных для них всеобщих выборов, не преуспели в восстановлении утерянных позиций. Идеологический раскол внутри партии не преодолен: многие из 121 парламентария придерживаются центристских взглядов, а превалирующий запрос рядовых членов партии и традиционно голосовавших за тори избирателей — сдвиг вправо. Кеми Баденок, новый лидер, избранная после многих месяцев публичного бездействия партии как политического субъекта, этот сдвиг провозглашает, но руки у нее связаны. К тому же пока она не предложила системно проработанной политики, да и вообще, с ее ограниченным опытом публичных коммуникаций, оказалась неспособной нивелировать популистскую риторику Фараджа. Как следствие, налицо отток и рядовых членов партии, и депутатов местных советов, и просто традиционных избирателей тори, и, наконец, доноров — по большей части в партию Reform UK, а также к либдемам. Неудивительно, что на прошедших выборах тори потеряли две трети (676) мест в советах — теперь у них всего 317 мест. Утрачен контроль над всеми защищаемыми на выборах муниципалитетами. Единственным утешением стало избрание бывшего тори-парламентария Пола Бристоу на выборах мэра в округе Кембридшир и Питерборо — раньше там был мэр-лейборист. В масштабе страны у тори остаются единоличный контроль над 33 муниципалитетами и 4358 партийных представителей в них. Есть мнение, что репутация Консервативной партии непоправимо разрушена, налицо угроза самому существованию старейшей и исторически самой успешной политической партии в мире. Мне такого рода страхи кажутся преувеличенными. Тем не менее голоса, призывающие заменить Баденок, звучат все громче. Партии предстоит найти свою новую идентичность, и это надо сделать быстро.
Лейбористы тоже неудачно провели время с момента прошедших выборов, начиная от имиджевых скандалов (получение в индустриальных масштабах денег частных лиц в качестве подарков) до конфликтов с разнообразными группами населения по экономическим вопросам — в эти группы входят такие разные общности, как пенсионеры, фермеры, родители обучавшихся в независимых школах детей, владельцы малых бизнесов и миллионеры. И — что, возможно, самое для партии токсичное — белые мужчины, принадлежащие к рабочему классу. Несправедливая, по мнению многих, двухуровневая система правоприменения сделалась просто мемом (two tier), который прилагается и к самому Стармеру. Но самым главным конкретным негативным фактором для лейбористов на прошедших выборах предсказуемо оказался эффект от ликвидации компенсаций на отопление зимой для пенсионеров.
Личный рейтинг Кира Стармера также упал: по последним опросам, деятельность премьер-министра одобряют 23%, а критикуют 56% (это исторически самый высокий негативный рейтинг премьера на первом году работы — 33%). У других лидеров тоже не самые лучшие рейтинги. Деятельность Кеми Баденок одобряют 20% и критикуют 33%, а Найджела Фараджа (его либо любят, либо ненавидят) одобряют 28% и критикуют 39%. Это английская специфика, где отношение к лидерам всегда достаточно суровое. Но если, например, и Тони Блер, и Борис Джонсон в начале работы имели хорошие рейтинги, которые падали только к завершению срока, то Стармер превзошел всех. Это тревожный сигнал для лейбористов. Количественно лейбористы потеряли две трети разыгрывавшихся на местных выборах мандатов: из 188 за ними осталось 98. Впрочем, в масштабе страны они продолжают контролировать больше всех советов — 107, в которых заседают 6132 их представителя. Сохранение трех мэрских позиций из четырех тоже является позитивным результатом. А вот особо негативный резонанс имел итог довыборов в округе Ранкорн и Хелсби: место освободилось, так как победивший с огромным перевесом в прошлом году лейборист Майк Эймсбери был осужден за нанесение телесных повреждений одному из избирателей. Представительница Reform UK выиграла свой мандат с мизерным преимуществом над лейбористским кандидатом — шесть голосов. Стармер подвергся резкой критике, потому что, вопреки традиции, не приехал в округ лично поагитировать за своего кандидата (Фарадж приезжал трижды!). После выборов премьер-министр был обвинен в боязни агитировать за кандидата, который может проиграть, хотя его личное участие вполне могло помочь приобрести несколько лишних голосов, и это оказалось критичным для результата. Чуть ли не единственная сфера, где Стармер имеет позитивный отклик,— это внешнеполитическая деятельность.
Стармер критически оценил итоги выборов и пообещал с еще большей энергией реализовывать заявленные меры в проблематичных областях, особенно в вопросах миграции и строительства жилья. Вероятно, будет смягчена и экологическая политика, в нынешнем виде бюджет не может ее себе позволить. При этом премьер получает очень противоречивые требования от разных флангов своей партии, и особенно им недовольны представители левого фланга. Уже ясно, что повторить прошлогодний выдающийся успех на следующих всеобщих выборах партии не удастся. Но перспективы сохранить власть со скромным большинством или в составе коалиции есть.
— Как итоги выборов отразятся на местах? И как Reform UK будет управлять?
— Сейчас ситуация у местных органов власти в целом достаточно напряженная. Несколько крупных графских советов декларировали формальное банкротство. Многие муниципалитеты заявили о сокращении расходов на социальную сферу, инфраструктуру (ремонт дорог), услуги ЖКХ (уборка и вывоз мусора). Показателен пример Бирмингема, второго по величине города в стране: местный совет объявил себя банкротом, и правительство было вынуждено ввести внешнее управление, а забастовка мусорщиков сделала жизнь там невыносимой. Фарадж декларировал, что поставит задачу добиться деидеологизации и оптимизации расходов в контролируемых его партией муниципалитетах, по образцу действий трамповской администрации, с которой он связан взаимными симпатиями. Однако такого рода планы могут оказаться проблематичными: в Британии у местных советов не так уж много свободы — в частности, финансирование процентов на восемьдесят идет из центра. И бюрократия на местах не самостоятельна. Собственно, то, как пойдут практические дела у партии, известной своей популистской риторикой, во многом будет определять ее перспективы на выборах в будущем. Разговоры о Фарадже как о будущем премьер-министре выглядят для меня преждевременными.
Притом я бы воздерживался от тех оскорбительных ярлыков, которыми его рутинно награждают политические оппоненты (и в медиа у него друзей мало), это контрпродуктивно (а такие ярлыки, как «расист» или «фашист», еще и не соответствуют действительности). Всем надо привыкать, что его партия становится мейнстримной, а он сам больше не маргинальный политик. Кстати, и политологическим термином «популист» лучше не ругаться, а использовать его содержательно, тем более что в конкретных случаях это слово может отражать и негатив, и позитив. Фарадж, кстати, стал с недавних пор осторожно дистанцироваться от Трампа, дружбу с которым не уставал ранее подчеркивать. Аффилиация с Трампом — один из проблемных вопросов для него и его партии, вождистской по своему типу. Помимо бенефитов (например, связанных с заключением торгового соглашения с США), она несет и опасности, что Фарадж испытал на себе. И теперь он вынужден скорректировать свою амбивалентную позицию по помощи Украине, по которой в Британии есть консенсус большинства политиков и населения.
— В заключение: каковы последствия этих выборов для политической жизни страны?
— Найджел Фарадж провозгласил: двухпартийная эпоха в британской политике закончилась, теперь-де можно констатировать, что за власть борются пять основных партий (если говорить об Англии), и его партия в авангарде этого процесса. Многие эксперты с Фараджем согласны. Традиционно тори и лейбористы в сумме набирали на всеобщих выборах 70% голосов и более. На прошлогодних выборах эта цифра снизилась до 56%. На прошедших местных суммарная цифра — 37%. Если экстраполировать результаты на все округа («projected vote share»), то у лейбористов 20%, а у тори 15%, то есть в сумме всего 35%. В то же время у Reform UK 30%, у либдемов 17% и у зеленых 11%. Если тренд сохранится, то возникнет принципиально новая ситуация в политической системе на общенациональном уровне.
Проблемный вопрос — насколько действующая мажоритарная система отражает взгляды электората и реалистично ли эту систему сохранять. Также все более насущным становится вопрос тактического голосования. Явные или, что более вероятно, неявные коалиции — как слева, так и справа — уже на повестке дня. Традиционно левые договариваются проще, чем правые. Вот и сейчас лидеры Reform UK и тори обмениваются уничижительными характеристиками, отрицая возможность сотрудничества. Реальность политической жизни ближе к следующим всеобщим выборам, запланированным на 2029 год, может, однако, сделать это сотрудничество неизбежным, иначе раскол справа поможет партиям слева удержать власть. Впрочем, расклад за следующие четыре года может измениться, и радикально.
Стоит отметить, что традиционная дихотомия «лево — право» начинает выглядеть не совсем адекватной, и соответствующие термины, такие как «крайне правые и «крайне левые», используются больше как ругательства, не отражающие реальность. По мнению некоторых экспертов (результаты голосования его подкрепляют), значительная часть избирателей не видит разницы между лейбористами и консерваторами — если, конечно, ориентироваться не на риторику, а на реальную политику. Именно при тори налоги достигли исторического максимума, а миграция, в том числе нелегальная, сделалась проблемой, которая позволила Фараджу завоевать симпатии избирателей, и не только правых. Возникает вопрос: если избиратели, считающиеся левыми, голосуют за правую партию, то как это противоречие примирить? Очевидная иллюстрация: сокрушительный успех тори во главе с Борисом Джонсоном на выборах 2019 года был во многом достигнут за счет голосов так называемой красной стены — округов, избиратели в которых традиционно голосовали за лейбористов,— причем большинство из них голосовали за «Брексит» и не приемлют новейшую прогрессистскую социально-культурную политику. На выборах 2024 года эти избиратели, разочаровавшись в тори, вернулись к лейбористам (а традиционные избиратели консерваторов были недовольны политикой Джонсона, пытавшегося удовлетворить запросы на левоориентированную экономику от новых избирателей партии). Теперь, судя по всем опросам, «красный пояс» снова будет голосовать за правую партию, а именно за Reform UK. Фарадж уже называет свою партию «партией рабочего класса». И он, записной капиталист-тэтчерист, ратовавший за «меньше государства», будет вынужден сдвинуть приоритеты своей экономической политики влево, с акцентом на возрождение традиционных индустрий, национализацию некоторых отраслей и так далее. На данный момент систематически разработанной политики его партия не имеет. Возможно, этот тренд откроет консерваторам путь на возрождение через адаптацию радикального капитализма, с упором на свободный рынок с низкими налогами, универсальные индивидуальные свободы (а не на зависящие от идентичности меньшинств) и так далее. А лейбористы тогда кто? Вывод очевиден: одномерная шкала «лево — право» больше не работает. Надо вводить по крайней мере еще одно измерение, позволяющее, в частности, учесть тех, кто экономически левый, а социально и культурно — консервативный.