Перед интервью с Костей Пинаевым — пожалуй, самым знаменитым русскоязычным гидом Лондона, цилиндр которого узнают даже те, кто никогда не был на его экскурсиях,— мне удалось прогуляться с ним по Ковент-Гардену. И от этой прогулки осталось ощущение как от просмотра артхаусного фильма — множество изящных визуальных фрагментов, нанизанных на сам маршрут. Только Пинаев может найти колоритный крючок для плаща полицейского на стене дома у перекрестка, привлечь внимание экскурсантов к желтеющему дереву гинкго посреди Чайна-тауна или рассказать историю граффити со спящим под реальной лестницей нарисованным человечком. Он называет это красотой по-лондонски.
— Ваш проект «Вокруг Лондона за 40 шагов» существует уже очень много лет — это ведь требует постоянного высокого горения. Вы никогда не боялись, что когда-то ваш энтузиазм по поводу этого города иссякнет?
— Конечно, я этого боялся. Вначале экскурсии были моим хобби, я работал по воскресеньям и опасался, что, когда мой проект превратится в работу, станет скучно. Но я до сих пор от него кайфую и, возвращаясь из отпуска, с удовольствием бегу на работу. Видимо, должен быть определенный склад ума и характера, нужно любить людей, города. Мне все это очень нравится. Особенно хорошо я это понял, когда во время пандемии попробовал другое занятие — юридическую консультацию. Вот такое для меня сложно. Я гиперактивен, не могу усидеть на месте, мне нравится общаться. У меня хорошая память на вещи, которые меня увлекают, я хорошо воспринимаю информацию на слух. И мне кажется, люди это чувствуют, потому что многие говорят, что они ищут от экскурсий искренности и естественности. Аутентичность в эпоху переизбытка информации особо ценится.
— Чувствуете, что стали звездой за эти годы?
— Популярность росла постепенно, еще с блога в ЖЖ. Когда я переехал в Лондон в январе 2006 года, соцсети только появлялись, и я, чтобы на одни и те же вопросы не отвечать, начал вести блог — вот его читатели и стали приходить ко мне на экскурсии. Кстати, с тех пор я общаюсь с Ильей Варламовым.
— Сотрудничество с ютуб-каналом Ильи Варламова только добавило вашему проекту популярности, я думаю. Как вам с ним работалось?
— Он совершенно уникальный персонаж. На экскурсии Илья, в отличие от остальных, внимающих и кивающих головами, в основном ходил уткнувшись носом в телефон. Я спрашиваю: «Ты вообще меня слушаешь?» Он: «Угу». Утром просыпаемся, я еле успел глаза продрать, а он уже и пост по мотивам нашей прогулки написал, и фотки отобрал, и отредактировал их. У него феноменальная работоспособность.
— Вы считаете себя сейчас лондонцем восьмидесятого уровня? Ведь в сравнении со средним жителем города вы наверняка знаете раз в сто больше...
— Это классика — синдром местного жителя. Лондонцы в этом ничем не отличаются от москвичей. Да, я, наверное, больше, чем средний житель, знаю, но, опять же, у меня все равно отрывочные знания, ведь Лондон совершенно бездонный. Очень часто шаг влево, шаг вправо — и обнаруживаются такие пробелы, такие пласты... Ты новый пласт для себя в очередной раз открываешь и думаешь: ого, ничего себе.
— О чем вы готовы говорить бесконечно?
— Уличное искусство — я его всегда любил и люблю, это самый наболевший срез современности. Чтобы что-то нарисовать на стене — а это полулегально,— у человека должно сильно болеть. Уличное искусство всегда злободневно. Еще я могу долго говорить о «Битлз» — ребята вне времени, и о них знает каждый. Плюс в этом году у меня из головы не выходят гравюры Уильяма Хогарта.
— Чем вас заинтересовал художник, который жил аж в XVIII веке?
— Я визуал, и Хогарт зацепил тем, что он очень тонко, как поэт-художник, чувствовал локации, находил визуальный код района через предметы, которые его определяли. И никто тогда так не чувствовал город, как Хогарт. Все лондонские локации на его картинах до сих пор, двести пятьдесят лет спустя, вполне узнаваемы — вот как такое возможно?
— А какой код у района, где вы живете? Это ведь Ислингтон?
— Скажем так, Ислингтон очень старенький и очень транзитный (через него почти все едут на север), здесь много пабов, магазинов, ресторанов. Люди живут в этом районе более двухсот лет, а местами и больше. Тут много слоев, историй, это чувствуется. Ислингтон находится под боком у Сити, и многие жители района работают именно там, это юристы, страховые брокеры. Соответственно, заметно, что тут водятся деньги. А еще Ислингтон очень креативный, но без понтов Западного Лондона, что привлекает сюда людей творческих профессий.
— Если бы у вас не было никаких ограничений, ни финансовых, ни связанных с детьми, где бы вы хотели жить? Или так и остались бы в Ислингтоне?
— Ислингтон прекрасен, я очень его люблю. Мне нравится Блумсбери, я люблю Сити. Он абсолютно, на первый взгляд, колючий, нежилой, но на самом деле там очень хорошие дома, замечательные люди. Я всегда говорю, что на пенсии вижу себя либо в Ислингтоне, либо в Сити. Возможно, я, как многие англичане, проведу последние дни на юге Франции. Хочется верить, что денег на старость хватит, но из-за последних событий в это верится все меньше. Для экскурсоводов последние годы были непростыми, сначала из-за пандемии, потом из-за войны. Но все как-то выжили.
— Вы заметили, как Лондон изменился за последние шестнадцать лет? Особенно когда подтвердился «Брексит» и была пандемия?
— Лондон — это город, который только притворяется старым. На самом деле он молодой, динамичный и всегда меняется. Я, как гид, хожу по одним и тем же местам и очень хорошо вижу динамику, но она наслаивается постепенно, и трудно сказать, что что-то мгновенно сильно изменилось. А если я попадаю в районы, где давно не был, то да, поражаюсь, как все выглядит по-другому. Первый год мы жили на Канада-Уотер, потом переехали, поводов туда приезжать больше не было, а когда мы через десять лет туда вернулись, это был вообще другой город. Вот мы сейчас гуляли по Ковент-Гардену — десять лет назад тут не было многих ресторанов и магазинов, офисов «Фейсбука» и «Гугла»... И люди за это время поменялись.
— Как десять лет назад выглядели типичные лондонцы?
— Лондон всегда были международным и мультикультурным — это не изменилось. Сейчас все сильно подорожало в Лондоне, поэтому мне кажется, что его жители стали более загнанными. Не было такого пьянства в Сохо, город выглядел более консервативным, жизнь в нем текла спокойнее. Сейчас стало больше красок, Лондон помолодел и стал более айтишным. (Если про наше русскоговорящее сообщество говорить, то пятнадцать-шестнадцать лет назад айтишники были, но их не было 90%. Сейчас почти все недавно понаехавшие — это айтишники.) Ну и с «Брекситом» Лондон стал чуть более токсичным.
— Я читала ваше интервью 2012 года, в котором вы говорите, что настоящие лондонцы обязательно ходят в пабы и читают газеты. Во время пандемии пабы были закрыты, а газеты перестали выходить на бумаге, и многие так и не вернулись в офлайн. А как тогда изменились сами лондонцы?
— Газеты уже умеют перерождаться — люди сейчас читают новости онлайн. По пабам, да, все сильно скучали. Это одна из тех вещей, которые вдохнули обратно жизнь в город. Когда я ходил по городу в пандемию и все было закрыто, это было очень странно. Потом разрешили на улицах стоять в пабах, и мы с коллегой отправились в одно такое заведение. Лондонцы (и британцы вообще) держат тебя на дистанции. Многие местные меня знают в лицо, а я их, но они никогда не подойдут, не будут здороваться. А тут мы стоим, и к нам подходит человек и говорит: я работал в Gordon's (самый старинный винный бар в Лондоне), и вы к нам приходили. Изголодались люди по общению, как мне кажется. Когда пабы открылись, все наладилось. Теперь снова все друг друга игнорируем, как и полагается в большом городе.
— Лайфхак для недавно понаехавшего: человек впервые пришел в лондонский паб, никого не знает и сильно нервничает — есть какие-то негласные правила поведения?
— Одно из таких небольших формальных правил в пабе — то, что за стойкой бара люди могут с тобой разговаривать. Это такое неформальное место, где все свои. Но нужно обязательно уметь вести small talk. Темы могут быть разными, от того, что на тебе надето или что случилось в новостях, до погоды, спорта и самого паба. Любая ни к чему не обязывающая тема.
— А у вашего внутреннего британца есть какие-то типичные для местных привычки?
— Да, например вежливо намекать. Ну и дома я хожу без обуви (и без тапочек); иногда, если мне надо куда-то выйти в ближайшее время, могу и посидеть в ботинках. Я однажды приехал домой в Балашиху к родителям и забыл разуться. А еще, как британец, я готов бесконечно долго критиковать власть. Во мне всегда это было, даже когда я жил в России, но там я был скорее исключением из правил. Когда ты сюда приезжаешь, ты понимаешь, насколько здесь часто критикуют власть, все, всюду и всегда. И ее нужно всегда нужно критиковать, иначе все деградирует.
— А как насчет английской чопорности?
— Это такой давнишний стереотип — чопорные лорды из XIX века. Но надо сказать, стереотипы долго формируются и еще дольше отмирают. Чопорность — это когда ты вообще не можешь выражать эмоции. Мне кажется, что британцы как раз очень хорошо выражают позитивные эмоции, они очень теплые, а вот в плане негативных эмоций они будут высказываться полунамеками и сдержанно. Когда я еще был в корпоративной среде, меня всегда поражало, как англичане с помощью намеков пытаются взращивать в тебе все хорошее и игнорируют все плохое в надежде, что оно само отвалится. И действительно, в итоге ты работаешь хорошо — не потому, что боишься накосячить, а потому, что хочешь стать лучше, быть профессионалом. Внутренняя мотивация более органична.
— Русскоязычные туристы на ваших экскурсиях когда-то возмущались, что Лондон разбил их стереотипы о жизни в Англии? «Я приехал, думал, что здесь джентльмены в твидовых костюмах пьют чай из фарфоровых чашек, отставив мизинец, а тут черт знает что творится, хиджабы на каждом шагу»? Бывают ли вообще скандалы?
— Во-первых, такие люди на экскурсии не ходят. Если человек пришел ко мне, то это значит, что он хочет узнать что-то новое, понять, что происходит вокруг, пропустить через себя город. Такого оголтелого расизма не было. У наших — особенно тех, кто первый раз в Лондоне,— у них стереотипы, которые идут из Диккенса, Шерлока, это в XIX веке было, а сейчас XXI. Их многое удивляет, в том числе международность (мультикультурность?) Лондона. Но надо помнить, что та же Россия отрезана сотнями километров суши (и теперь уже своим железным занавесом) — она всегда была довольно изолированная страна. А здесь страна построена на международности. И когда ты это объясняешь людям, мне кажется, все это понимают. Возвращаясь к вопросу о том, ходят ли на экскурсии скандалисты... Скандалы случаются там, где сталкиваются интересы — корпоративные, политические, финансовые. Здесь у людей задача хорошо провести время, в этом смысле мы на одной волне, и никто не будет ссориться.
Сегодня в нашей группе были и беженцы из Украины, и люди, давно уехавшие из России, и те, кто здесь живет недавно. И все как-то мирно уживались между собой. А вот если прийти на экскурсию в выходной, то в большинстве будут люди, которые переехали и живут в Лондоне. Кто-то недавно, работать в «Гугле», «Фейсбуке» и т. д. Это молодое поколение, и у них тема свободы личности настроена очень хорошо, с толерантностью уже все в порядке, им не надо объяснять про мультикультурность. Многонациональная Москва была предельно нетолерантна ко всему. В России толерантность только на одну вещь распространяется — на Кремль. Его можно терпеть бесконечно долго, а все остальное терпеть нельзя почему-то. Но есть новое поколение идеалистов, и сюда приехали те, кто ценит свободу.
— А как вы относитесь к жалобам россиян из больших городов на уровень лондонского сервиса? Мол, все дорого, заведения рано закрываются, доставка так себе...
— Очень смешно бывает. Как-то спросил Ксению Собчак: а почему вы в Лондон не переедете, у вас же все для этого есть? И она ответила: здесь дорого. Я чуть не умер от смеха. Но действительно, если копировать уровень, а главное, образ жизни, который принят в Москве среди богатых, то его здесь сложно себе позволить, это будет непомерная роскошь. На мой взгляд, в Лондон стоит переезжать как раз для того, чтобы от старых привычек перейти к новым. Начать ценить другие вещи, ездить по городу на велосипеде (при том, что можешь себе позволить машину), пользоваться общественным транспортом, хотя можешь нанять водителя, выпивать в обыкновенном пабе, а не в ресторане с роскошным декором.
— А что взамен?
— А взамен ты получаешь пьянящее чувство личной свободы. Ты перестаешь выражать себя через деньги. Конечно, понты здесь есть, но они более взрослые, тонкие, скрытые и обнаруживаются через посткоды, дома, школы, профессиональное самовыражение, путешествия и другие вещи. Мне кажется, это такие понты, которые гораздо больше помогают тебе самовыразиться (не по пирамиде Маслоу). Есть старые деньги — чуть более настоящие, долговечные, аутентичные, есть новые — пошлые, неумелые, и есть хороший шанс, что временные. И вот Лондон заставляет тебя вести себя чуть более сдержанно, с достоинством, как будто деньги у тебя были всегда. Даже если у тебя есть низменные инстинкты, принято их скрывать, социальная среда обязывает. Опять же, многие сюда едут за свободой, предсказуемостью и глубоким ощущением, что это не крысиная беготня за мерседесом последней модели или еще чем-то подобным. Лондон по сравнению с Москвой менее дерганный и более уверенный в себе город, выдержанно-спокойный. И разные люди по-разному цепляют его внешнюю среду — вот на меня она очень хорошо действует. А Москва на меня давит, она агрессивная, нервная, там все время что-то кому-то пытаешься доказать, хотя этого и не нужно.
— Что в Лондоне у вас вызывает тревогу, неприятие, раздражение? Что за шестнадцать лет вы так и не смогли понять или принять?
— Сейчас точно плохая фаза. Словно в затянувшемся сериале, в какой-то момент в политике начинает все провисать, появляются многозначительные паузы, повторяются события, шутки у героев одни и те же. Мне кажется, что консерваторы находятся на таком этапе, когда уже ничего нового невозможно придумать, и все ограничивается мышиной возней. Все очень грустно: полиции на улицах нет, творится полное беззаконие, я много чего вижу и про что могу сказать «раньше такого не было». Медицина, когда мы только приехали, шестнадцать лет назад (конечно, мы моложе были, но и сейчас еще не старые), работала. Богатые богатеют, тогда как бедные беднеют, и контраст становится все виднее. В этом смысле Лондон переживает не лучшие времена: деньги вроде льются, но в одном направлении. Сумасшедше дорогая аренда, купить хороший дом очень сложно. В Европу приезжаешь — там получше со здравоохранением и правопорядком и цены на недвижку не такие. Но в три часа ночи стрижку тебе, конечно, никто не сделает. Это, опять же, к вопросу о жалобах москвичей: я захотел пиццу, а мне ее никто не везет в час ночи или ногти на ногах никто не красит в воскресенье вечером. В Москве просто на рынке труда творится беззаконие. Здесь ты понимаешь, что люди должны отдыхать по выходным и спать по ночам. И если тебя бесит, что за три копейки тебя не обслуживают в режиме 24 на 7, то это проблема не в городе, а в тебе.
— А вы не думали куда-то переехать на фоне экономического кризиса?
— Нет, у меня с Лондоном любовь с первого взгляда, которая с годами только усиливается. Я себя здесь нашел. На самом деле в Лондоне каждый может найти себе район, в котором комфортно, улочку или паб, где будут люди, похожие на тебя. Сложно что-то загадывать наперед, но вот уже шестнадцать лет полет нормальный. Я здесь хотел оказаться и оказался. У меня был непростой период в первые год-два, когда еще не появился круг общения, в профессиональном плане не очень себя уютно чувствовал, общаясь на английском языке, земля немного из-под ног ушла. Тогда было сложно не оглядываться назад. Но последний раз это было в 2008–2009 годах.
— Варламов в интервью нашему изданию сказал, что провинция пахнет смертью. Вы наверняка бывали в другие городах — не было мысли там устроить туры?
— Есть люди, которые любят провинцию и могут в ней что-то разглядеть, кроме смерти. Но я люблю жить там, где жизнь кипит, а она кипит в городах. И во многом я люблю Ислингтон за то, что там так спокойно, малоэтажная застройка, у каждого есть личное пространство, и в то же время под боком есть сто два ресторана — Диккенс называл это место Чертовой милей (точнее, Дьявольским акром, the Devil’s Acre.— Прим. ред.) — и всем всегда весело.
— Вы когда-нибудь ощущали на себе английскую классовость?
— Еще как, сразу ощутил. Классы здесь всюду и везде, эта система пронизывает общество. У нас в этом смысле было первое крещение огнем. Мы сильно подружились с соседями, пожилой парой. Они были настоящими аристократами, такими оригиналами, которые принципиально пытаются вырваться из привычного порядка вещей. Мы для них были экзотической игрушкой (но до сих пор дружим, поддерживаем связь). И они нам открыли глаза на классовую пропасть между людьми. Причем британский рабочий класс может зарабатывать прилично, но все равно оставаться рабочим классом, потому что классовость выражается тут не столько в заработке, сколько в происхождении, бэкграунде, сфере деятельности, языке, стиле жизни и окружении. Даже если ты много зарабатываешь, люди будут тебя идентифицировать как рабочий класс, но ты не будешь переживать по этому поводу. И наоборот, можно принадлежать к среднему классу и бесконечно волноваться, чтобы тебя случайно не спутали с другими классами. Несмотря на экономические изменения, британская классовая система остается неизменной. В этом смысле приехавшим из других стран чуть проще. Мы немного вне классовой системы, во многом непонятны обыкновенным британцам, и нас по умолчанию причисляют скорее к среднему классу, чем к рабочему.
— Чего еще ждать от проекта «Вокруг Лондона за 40 шагов»? Планируете какие-то новые маршруты?
— Раз город меняется, я буду показывать эти изменения. С совсем новыми экскурсиями часто бывает сложно. Это как проклятие второго альбома у музыкантов, когда нужно и планку поддерживать, и что-то новое придумывать, а тараканы творческие только плодятся со временем. Пока я ни разу не делал туристические маршруты: классический Вестминстер, Трафальгарская площадь, Букингемский дворец... Это челлендж — пройти по затертому сотнями гидов маршруту. Задумка висит надо мной, как несделанная курсовая работа. Но в ближайшее время я ее обязательно воплощу.
